30.09.1253г. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. 

Дата, время: 30 день месяца Урожая, вечер, переходящий в ночь.
Место действия: Лес неподалеку от деревни Боровка (там находится трактир "Жабры жабы") в графстве Ларрей.
Участники: Тэм, Эльза, Дарри Мор. Приглашаются также Марвин и Келгар.
Предыстория/суть темы: Месяц прошел с того дня, когда Дарри Мор отдал Ровену ее брату и получил выкуп. Шайка потихоньку продвигается на север, в свое зимнее логово, совершая по дороге небольшие налеты - денег много не бывает, а зима большая. По вечерам все дружно собираются у большого костра, греются, ужинают, разговаривают...

Атаман шайки, разумеется, Дарри Мор, никто не сомневается и не спорит. (Которые сомневались и спорили, тех с нами уже нет, и не жалко их, дураков.)
Но там, где речь заходит о стряпне... о, тут уж Тэм Трай - и атаман, и король, и божество под номером тринадцать! Опять-таки никто не сомневается и не спорит.
А потому утром Тэм, обычно веселый и приветливый, во всю мощь своего хорошо поставленного голоса орал на Мона. На безрукого идиота Мона, который, переходя вместе со всей шайкой небольшое, но топкое болотце, ухитрился утопить котелок. То есть он и сам чуть не утонул, но его-то вытащили, а котелок - нет. Хотя Тэм на весь лес уверял Мона, что это была ошибка, спасали не то, потому что в глиняном горшке, что у Мона на плечах, каши точно не сваришь.
Дюжий разбойник, который мог бы Тэма одним ударом размазать по ближайшему сосновому стволу, только виновато кряхтел: понимал, что бранят его за дело...
Но то было утром. К полудню подъели запасы подсохших лепешек и копченого мяса. А к вечеру парни притащили несколько тетеревов - и тут Тэм сменил гнев на милость.
Костер развели на пологом склоне у реки, на опушке, чтоб далеко за водой не ходить. А Тэм приглядел у самой воды выход глины. Слепил пару комочков, бросил в огонь. С удовольствием увидел, что глина не рассыпалась в пыль, а запеклась твердыми шариками.
Тоном полководца, объявляющего: "Быть сражению!" - Тэм произнес:
- Будем запекать тетеревов в глине! Эльза, я ниже по течению видел дикие яблони. Собери-ка падалиц, набьем брюхо этим курочкам!

Больше половины своей жизни Эльза провела в месте, где ежедневно вершилось таинство высокой кухни: герцог Марнара слыл человеком изысканным и в гастрономических своих пристрастиях. Это ведь простолюдину лишь бы было чем брюхо набить, а богатые господа знают толк искусстве получения удовольствий.  Чего стоил один яблочный пирог «Горлодер» или пикантная закуска «Ангелы на лошадях»! Годам к десяти Эльза вполне могла отличить не только черный кровяной пудинг от желе под миндальным молоком, но научилась разделять мускат от кардамона, а анис от фенхеля.
Ссыпав яблоки из подола в плетенку, Эльза уселась на поваленное дерево прямо возле арены боевых действий юного повара.
- Решил парней подвергнуть пищевому разврату? – умилилась она, наблюдая священнодействие с глиной. – А сам будешь пробовать, то, что приготовил?

- Сегодня дождя не будет, - с уверенностью сказал Рудди, посмотрев на небо. Дарри очень хотелось в это верить. Не самое большое удовольствие просыпаться мокрому, точно мышь, и взирать в непередаваемой тоске на попытки разжечь отсыревшие ветки проспавших дождь олухов.
- Но укрытие соорудить было бы недурно. Место здесь хорошее, остановимся тут, пожалуй. До дороги всего ничего, я помню эти места, - Мор не приказывал, а будто бы советовался с Рудди. Так уж повелось с того самого дня, как его объявили главарем. Рудди как-то незаметно сделался правой рукой Дарри и его первым советчиком.
- Да и до Жабер всего ничего осталось, - кивнул рыжеволосый разбойник. - Устал я что-то, как собака. Болото проклятущее высосало все силы.
Дарри понимающе кивнул. Переход через болото и ему дался нелегко. Вымазавшийся в болотной грязи, он стал похож на грогана, а не на главаря разбойников, и испытывал стойкое желание почиститься. Конечно, было бы просто подарком судьбы еще и отмыть всю это красоту болотную, но на дворе уже давно было совсем не лето, и лезть в речку он сейчас не стал бы даже за деньги.
Дав распоряжение обустраивать лагерь, Дарри поискал взглядом Эльзу. Увидев, что девчонка вполне неплохо себя чувствует в компании Тэма, Мор понял, что за нее можно не волноваться. Первое время Мор опасался, что разбойники станут приставать к Эльзе, но был приятно удивлен. Ребята приняли девчонку в шайку, словно она была их приятелем. Мор готовился к тому, что придется выбить пару зубов и наставить несколько синяков, объясняя, что Эльзу трогать не разрешается, если только она сама не попросит, но этот вариант пока не рассматривался. Однако, делать ничего не пришлось.
Возможно, сыграло свою роль то, что Эльзу привел в банду сам Мор. Возможно, тот факт, что Эльза приняла активное участие в ограблении казначея, помог ей легко влиться в банду. Как бы там ни было, ее считали своей, не лезли с дурацкими намеками и рук не распускали. А в последнее время Тэм вроде как начал возле нее крутиться. И Дарри совершенно успокоился на ее счет.
Костер развели быстро. Мор уселся около него, вытянул ноги и почувствовал, что зверски проголодался.
- Тэм, скоро будет ужин? - крикнул он, словно какой-нибудь крестьянин, уставший от работы в поле и вернувшийся домой, кричит своей хлопотливой супруге.

- Не скоро, - сварливо огрызнулся Тэм. - По милости некоторых идиотов - не хочу называть по именам, но это Мон - похлебку сварить не могу. А то, что могу... там только печься будет часа два, да пока еще подготовлю все как надо...
Когда речь заходила о еде, Тэм частично терял почтительность, которую обычно испытывал к атаману. В такие минуты он чувствовал себя главным.
- А давай я тебе помогу! - сунулся под руку виноватый Мон. - Могу ощипать тетеревов, чтобы скорее управиться...
- Ощипать? - взвился Тэм. - Ступай на дорогу, прохожих ощипывай! А с тетеревов чтоб ни перышка не упало!
Не ощипывая птиц, парень ловко выпотрошил их. Вывалив требуху на широкий лист лопуха, добавил туда же отрубленные крылья и шеи и скомандовал:
- Волчара, давай! Твоё!
Серый пес, огромный и тощий, давно уже сидел в отдалении и пристально наблюдал за руками Тэма. Услышав милостивое разрешение, он кинулся к лопуху и принялся стремительно пожирать потроха.
Прибившемуся к шайке псу нечасто перепадало угощение. Обычно он пробавлялся тем, что сам добывал в лесу. И все же упорно тащился за людьми - молчаливый, диковатый, не позволяющий себя гладить.
А Тэм набил птицам животы нарезанными яблоками, замесил глину и принялся обмазывать ею перепелов, тщательно втирая глину в перья.
Попутно ответил ехидной Эльзе:
- Пробовать? Мою стряпню? Самому? Да что я, рехнулся? Мы сначала это дело опробуем на тебе да на Волчаре. Если выживете - тогда и парней кормить можно!
Пес, услышавший свою кличку, коротко дернул хвостом. Он явно был готов к столь суровому испытанию.
А Тэм продолжал:
- Ты у нас, понятно, на других блюдах выросла. Филе-миньон с шампиньонами, седло дикой серны в красном вине, всякие суфле-парфе...

Эльза рассмеялась счастливым, довольным смехом, повертела в ладони мелкое зеленое яблочко, легонько подбросила его, поймала, снова подбросила…
От костра исходил приятный жар; она прилегла на спину на стволе дерева, согнув ноги в коленях, и закинула руки под голову. Небо было высокое и чистое. Звонкое, по-осеннему прозрачное…
Вечернее солнце красило стволы сосен в янтарный цвет.
Яблочко – упругое, круглобокое, - быстро согрелось в ладони.
Несколько месяцев проведенные в шайке Мора, оказались не такими уж страшными, как ей представилось после ночи в «Жабе». Работа Эльзе доставалась «чистая», и как-то так случалось, что людской крови она больше не видела. Ее поили, кормили, носили на руках. Если можно так выразиться. По крайней мере, сегодня утром из болота она вышла куда более сухой и чистой, чем остальные ребята. И все благодаря Мону…  Очень уж он вовремя обернулся, сообразив, что у девчонки более короткий шаг и до  кочки, с которой он только что сошел, она попросту не допрыгнет…
- Я, Тэм, предпочитаю медвежьи губы с брусникой, –  Эльза широко улыбнулась каким-то своим мыслями и продолжила "вдохновлять" Повелителя Тетеревов, - но твое коронное блюдо, ваша милость, господа разбойники всенепременно оценят по достоинству! Только, боюсь, кислой дичкой ты все безнадежно испортил! Курочки по-осени питаются своими любимыми ягодами, и вкус у мяса становится тако-ой, что  уж лучше обойтись без соуса и начинки…
Девушка поднялась, и хотела было запустить мелким плодом  в спину Тэма, но передумала. Вместо этого надкусила яблочко и тут же едва заметно поморщилась – оно оказалось слишком кислым и терпким. Тэм определенно испортил тетеревов!
А вот запах у яблока был замечательный! Дурманящий запах…  Из таких плодов хорошо вино готовить…
От изучения дара природы Эльзу отвлекли Авик и Мон – парни вернулись на поляну не с пустыми руками.  Провинившийся перед товарищами  Мон  держал за горло двух подбитых жирных уток.
- Какие же вы молодцы! - объявила девчонка. – А то Тэм всерьез рассчитывал накормить всю разбойничью ватагу пятью курами! Она подошла к Мону и негромко добавила:
- Да не переживай ты так! Добудем мы котел в ближайшей деревне. Лучше прежнего. И спасибо, что выручил на болоте. Досталось тебе из-за меня… Давай-ка я кряквами займусь? Мигом ощиплю! Готовь вертел!
Не дожидаясь согласия, Эльза забрала у Мона уток, подхватила нож и тряпицу и спустилась по склону к реке. Сообразительный пес тут же подвязался следом.

- Мон, ты - осел! - беззлобно прокомментировал Мор и повернулся к Рудди, который снял свои сапоги, и теперь с самым серьезным и решительным видом разматывал тряпки, которыми имел обыкновение обматывать ноги.
- Ты что творишь?! - зашипел на него Дарри. - Зачем прямо здесь?! Отойти подальше не мог? Хочешь, чтобы у меня аппетит пропал?
- Нежный ты, атаман, ну просто как девица, - хохотнул Рудди. - Подальше не могу, там холодно. А я ноги промочил, мне бы их высушить.
- Ты что, их еще и сушить собираешься? Над костром? - сонливость, которая начала было одолевать Дарри, мгновенно пропала.
- А где ж еще? - удивился Рудди. - Ну не в речке же.
Мор со стоном опустил голову на руки.
- Балбес он, главарь, балбес, - резюмировал Авик, подошедший с охапкой дров и слышавший разговор. Говорил я ему сколько раз: давай, свяжу чулки, я хорошо вяжу, все меня просят связать - нет же. Уперся, как баран, и таскает эти лохмотья.
- Ну и дураки же мы... - внезапно поделился глубокой мыслью поднявший голову Дарри.
На него уставились в немом вопросе две пары глаз: карие глаза Рудди и светло-серые Авика.
- Стреляли зачем-то несчастных тетеревов... Надо было просто попросить Рудди разуться. Все птички сразу бы сдохли!
Взрыв хохота прокатился по стоянке разбойников. Громче всех смеялся Рудди, развесивший-таки свои тряпки на вбитые у костра палки.
- Эй, Тэм! - отсмеявшись, позвал Дарри. - Давненько не было слышно твоего голоса! Может, споешь нам что-нибудь?

Атаманский окрик застал Тэма стоящим на четвереньках у костра. Не обращая внимания на болтовню разбойников, паренек старательно поправлял хворост в огне. И не то чтобы это было нужно - просто Тэм прятал лицо. Пусть ребята думают, что слезы в глазах - от дыма, а не от горькой обиды.
В ушах звенели слова девчонки: "Кислой дичкой ты все безнадежно испортил!.. Курочки по-осени питаются своими любимыми ягодами, и вкус у мяса становится тако-ой, что уж лучше обойтись без соуса и начинки…"
Тэм чувствовал себя как мореплаватель из песни, который "на палубу вышел, а палубы нет..."
До сих пор он четко знал свое место в ватаге.
Да, он стрелял хуже всех. Тщательно скрывал, как тошно для него - убивать. Силой и вовсе хвастаться нечего - даже Бадди и то сильнее его. А пение - что пение? Чириканье! К чему оно в разбойничьей шайке?
И все же парни ценили его. Не за смелость, не за ловкость. За то, что стряпает лучше всех. Робби как-то сказал, что Тэм из воды с водой такую похлебку сварит, что язык проглотишь...
А если кто совался с советами, Тэм хмыкал: "Валяй сам готовь, раз шибко умный!" На том обычно дело и кончалось.
Ну да, всяких павлинов готовить не умеет. Учился в придорожном трактире и у лесного костра.
Не на замковой кухне...
А тут эта фифа... "Лучше обойтись без соооуса и начииинки..."
Появился кто-то, кто знает стряпню лучше Тэма.
И бестолковый певец занимает место где-то рядом с приблудным псом, которого не гонят - и спасибо...
Вон уже - уток цапнула, ощипывать пошла, Тэма не спросив...
К обиде и ревнивому чувству вдруг примешался страх. А что скажут парни, если Тэм и впрямь загубил ужин? Десяток голодных головорезов... что они там ели-то с утра? По куску черствой лепешки да по полоске копченого мяса...
Пришибут, это точно...
Проклюнулась и пустила росток шальная мысль: а не податься ли на все четыре стороны прямо сейчас, пока и впрямь не прибили? Спуститься к реке - вроде как умыться... и берегом - прочь... хватятся не сразу... А кашеварить тут и без него есть кому...
Возможно, паренек и впрямь наделал бы глупостей. Но тут прозвучал голос атамана:
- Эй, Тэм! Давненько не было слышно твоего голоса! Может, споешь нам что-нибудь?
И это были единственные слова, которые смогли остановить Тэма.
Все-таки он певец, а не разбойник. И если от него требуют песню - надо петь, какой бы камень не лежал на душе. Как пел в кабаке "Две форели" больной, умирающий Трай, приемный отец. И никому из слушателей и в голову не пришло, что этот веселый старик с его срамными куплетами уже одной ногой в Бездне...
Тэм мигом смотался за лютней. Вернулся, сел у костра - улыбка до ушей. Струны зазвенели с задорной лихостью.

Собаке – цепь, коню – узда,
А соколу – клобук.
Лишь мы с тобой вольны всегда –
Лишь был бы верный лук,
Стрела, топор, зеленый бор
И пара крепких рук!

За нас зеленая трава,
Орешник и ручей.
Хранит нас луков тетива
И лезвия мечей.
Стрела, топор, зеленый бор,
Привольный лес – ничей!

Врага мы примем хоть в мечи,
Хоть просто в кулаки.
Пугать нас вздумал? Помолчи!
Мы – вольные стрелки!
Стрела, топор, зеленый бор –
Нам трусить не с руки!

Пусть нас петля с тобою ждет,
Не жить нам до седин –
Но в замке злобой изойдет
Твой бывший господин.
Стрела, топор, зеленый бор –
Пусть сдохнет, сукин сын!

Только у воды Эльза сообразила, что наделала. «Вот же дрянь! Обидела друга. Такого милого парня… Тэм так дорожит своим местом кашевара, всегда так старается угодить ребятам, наверняка теперь переживает из-за жаркого…   А могла бы не умничать, а подсказать. Правда вряд ли он стал бы слушать ее советов. Мужчина…»
Присмотрев у реки пенек для работы, девушка вздохнула над утками. Зря она Мону хвалилась, что мигом их ощиплет. Если бы в кипяток для начала опустить, так котелка нет, а на сухую щипать – неблагодарное занятие. Часа три провозиться можно. А потом еще и пух ножом скрести. Опустив крякву вниз головой, Эльза еще раз вздохнула, и, сделав аккуратный надрез, стянула чулком кожу вместе с перьями. «Так даже лучше, - решила девчонка, - меньше тиной будет пахнуть…» Она прицелилась и с чувством рубанула птичью голову. Выпотрошив уток, присела у воды и принялась тщательно выполаскивать тушки. Пальцы быстро задубели в ледяной воде, и девчонка хотела было уже выпрямить спину, как услышала сзади утробное чавканье и рычание, от которого ей сделалось сильно не по себе. Тушка сама собою выскользнула их онемевших рук. Девчонка вскочила и обернулась, заступая ногами в воду.
- Чтоб тебя, Волчара! Морда бесстыжая! – раздосадовано воскликнула она, сердясь на пса и на себя за промокшие туфли и упущенную утку. – Ну, зачем ты меня так пугаешь? Хоть бы предупредил, обжора окаянный!
Эльза принялась всматриваться в сумеречную воду, но проклятой утки не было видно. Девчонка пошарила руками в воде – ничего.
- Да куда же ты запропастилась, а, утушка? – испугалась Эльза. Забыв про заледеневшие ноги и руки, она отчаянно продолжала искать будущий ужин десятка голодных  мужиков под водой.  – Ну, где же ты, птица моя? А? Только не говори, что ты уплыла, ты же мертвая!
Краем глаза девчонка заметила, что Волчара покончил с требухой и осторожно подбирается к оставленной на берегу второй утиной тушке. Только этого еще не хватало!
–Эй-эй-эй, не смей!  - испуганной серной она выскочила из воды, схватила тушку и замахнулась ею на пса. – А ну, кыш, отсюда!
Пес обиженно заскулил, уселся перед  девушкой и умильно наклонил голову набок.
- Даже не думай!
Волчара приподнял ухо и грустно тявкнул, будто и вправду понял.
Эльза подняла для надежности утку повыше и снова шагнула в воду для вылавливания  неуспокоенной птицы. Наконец скользкий трофей Мона нашелся, счастливая девчонка выбралась из воды, крепко сжимая за ноги лысые утиные тельца. С рукавов и подола стекала вода, вид у нее был довольно глупый, примерно такой же, как у Мона, когда тот явился с птицами на поляну.
И тут от костра раздался голос Тэма. Он, оказывается, ничуть не расстроен, вон, веселые куплеты горлопанит! А она еще переживала за его ранимую душу!..
У костра весело смеялись.
Ей стало обидно. Мало  того, что холодно до смерти, так еще парни сейчас насчет мокрого платья зубоскалить начнут. Хоть выкидывай снова в реку этих противных уток и никуда не иди!
Девчонка разом сникла, уронила голову, словно увядший цветок. Руки с  утиными тушками повисли как плети.
Виновник эльзиных страданий покрутился вокруг, и вдруг подошел, уткнулся ей носом в колени.
- Уйди,  - сквозь слезы в горле обиженно прошептала Эльза и задрала на всякий случай уток повыше, - я думала, хоть ты меня понимаешь! Мы же похожи с тобой, Волчар… Я такой же одинокий, никому не нужный, прибившийся к разбойному люду зверь…  А ты... ты... просто прожорливый кобель!
Она шмыгнула носом, решительно шагнула к пеньку за ножом и холстиной, в которую бережно завернула очищенных уток.
- Пошли уже,  - улыбнулась Волчаре Эльза, - их еще жарить нужно. Костями натешишься.

"Пусть сдохнет, сукин сын!" - неожиданно даже для себя проорал Мор в самом конце Тэмовой песни. Скольких Мор уже отправил в Бездны - знают только фаханы с баргестами. Но тот, единственный враг, который давно должен был последовать их примеру - все еще топтал землю и портил воздух Кэйранда. Ничего, Мор умеет ждать. Рано или поздно он поймет, что время вышло. И отправится к герцогу Магнара.
Мор почему-то не допускал и тени сомнения, что он сумеет убить герцога. Смерть герцога была смыслом его жизни. Иначе просто и быть не могло.
- Пусть сдохнет... - повторил Дарри и протянул руку к Рудди.
- Сплясать меня зовешь, главарь? - ухмыльнулся разбойник. - Погоди, я без туфелек.
- Вот дубина! - рассмеялся Дарри. - Фляжку дай. Поесть нам в ближайшее время не светит, так хоть горло промочить!
- Ты ж сам позвал певуна к костру, - пожал плечами Рудди, передавая фляжку. - Так что не жалуйся на задержку.
Замечание было резонным. Дарри кивнул, соглашаясь с правотой Рудди и посмотрел на Тэма.
- Хорошо ты поешь, приятель. Но одними песнями сыт не будешь. Давай, тащи своих фазанов сюда, смотри, какие угли уже, вполне можно зажарить даже кабанчика!

- Сейчас! - с готовностью отозвался Тэм. - А ну, парни, подайся подальше от костра!
Тэм широким ножом вырезал рядом с костром широкий слой дерна, снял его, руками вычерпал из-под дерна песок, снисходительно позволив Мону помочь себе. Вдвоем они сделали основательное углубление, выложили там в ряд пять глиняных "коконов", из которых должен был "вылупиться" ужин. (Уколола горькая мысль: "Неужели еда испорчена?..") Накрыли дичь дерном, толстыми палками сдвинули пылающий валежник на то место, где лежали тетерева.
- Вот теперь все в порядке, - подбросил Тэм еще веток в костер. - А сверху утки будут жариться. Их в глине нельзя, уток-то. Запах будет неприятный, вроде рыбного.
Глянул на свои руки, измазанные в глине, и пошел к воде.
У самой реки встретил Эльзу, почему-то мокрую по пояс - в воду, что ли, шлепнулась?
- Давай скорее к огню, просушись, не то простудишься, - сказал он заботливо.
Но тут его взгляд упал на холстину, к которую были завернуты утиные тушки.
Обида вновь всколыхнулась в душе парня.
- Раз за них ухватилась - сама и жарь! - добавил он сурово и, задрав нос, двинулся к воде.
И тут подошва башмака поехала по глине - и певец с громким плеском растянулся на мелководье...

А в это время у костра Авик, глядя в огонь, сказал негромко:
- Утки - это хорошо... если это обычные птицы, жирные да сочные...
- Обычные? - переспросил Бадди. - А какие еще бывают?
- Ну, вот в нашей деревне - я сам-то из Старых Гнилушек - все знают, что в лесу на озере который век уже живет Тетка-Утка. Говорящая. Кто ту утку словит, тому она человечьим голосом выкуп посулит. Только с того выкупа никому счастья не было, одни беды...
- Так то, небось, баггейн был, - заинтересовался Рудди. - Они в кого только не превращаются, баггейны-то...
- Может, и так, а только у нас все село эту тварь зовет Теткой-Уткой... Брат моего деда рассказывал, как приезжал в наши края поохотиться младший сын барона. Молодой был, горячий, любил быстрых коней да красивых девиц, сельчане перед его приездом всех девок да молодух прятали... В тот раз староста дал господину несколько мужиков в загонщики. Да только не понадобились ему загонщики, иначе в тот раз сложилось...
Авик вздохнул, глядя в костер. Все внимательно слушали.
- Уж как баронский сынок словил Тетку-Утку - того дедов брат не видал. Должно быть, плащ на нее набросил. Потому что приволок ее к костру прямо в плаще, а она только шеей вертела. Наши мужики у озера шатер для господина ставили, так побросали дела, побежали смотреть, как она человечьим языком обещает баронскому сыну выполнить любое его желание... А он возьми да скажи: хочу, мол, самого быстрого коня, какой есть на свете... Крякнула Тетка-Утка по-утиному. Расступились воды озера, выбежал на берег вороной конь. Седло красное, узда золотая, огненным глазом на людей косит...
Авик зябко передернул плечами и придвинулся к костру.
- Баронский сын так и ахнул, про добычу забыл. Вырвалась Тетка-Утка, полетела прочь. А молодой господин в седло вскочил. Конь с места рванул - да так, что в черную полосу слился... Баронского сына потом по всей округе по частям собирали. Где рука, где нога, голова отдельно... Не по человечьим силам такой конь-то... Так летит, что костей не соберешь...

Хорошо, что было уже довольно темно, Тэм торопился, сводил счеты обидам (все же ее замечание об ужине задело повара: безобидная дамская шпилька превратилась в болезненно острую шпиговальную иглу!) и не видел ее в минуту смятения и тоски. Упаси Амата, чтобы хоть кто-нибудь из шайки заметил эльзины слезы или что-то в этом духе.  В тот день, когда Мор привел ее в лес, она поклялась себе, что скорее умрет, чем допустит это. Она должна быть сильной, веселой и необременительной для людей, которые приютили ее.
- И пожарю! – невозмутимо ответила Эльза Тэму и быстро зашагала к костру. Волчара трусил рядом, помахивая хвостом в предвкушении продолжения трапезы. За спиной раздался громкий плюх – видимо Тэм  навернулся в темноте. Она не обернулась. А не будет нос задирать!
Свет костра весело озарял сгущающийся сумрак, ребята сгрудились у огня и травили байки. Уставшие, все еще голодные, они балагурили, добродушно переругивались  - сердце Эльзы наполнялось бесконечной нежностью к каждому из них в такие минуты.
Нужно было скорее заняться утками. Но сначала переодеться. Не трясти же перед парнями мокрыми юбками. Ей не хотелось нарушать их уютного разговора.
Эльза высмотрела Мора, подошла со спины и тихонько тронула за плечо.
- Дарри, можно тебя? – она склонилась к уху атамана. – Мне нужна твоя помощь. Ты не знаешь, где наряды казначеевой жены? Мне нужно переодеться.

- Свернуть бы башку этой тетке-утке! - воскликнул задетый за живое Мор. Ему с детства нравились сказки и байки, в которых ловкому да умелому доставался какой-нибудь волшебный артефакт. А тут вроде все сделал правильно, чудесную птичку изловил - а получил смерть. Несправедливость произошедшего, пусть это и было только пустым трепом, разозлила Дарри.
- Обманщица несчастная! Это ж она специально ему такого коня подстроила! Одно слово - нечисть!
Поддерживая атамана, Рудди презрительно сплюнул.
Откуда-то из-за изрядно поредевших кустов показался Бадди, не упустивший ни слова из рассказа Авика.
- Это, наверное, келпи был. А Утка твоя - тоже келпи, только перевертыш. Вдвоем они так на наивных дурачков охотились, - Бадди подсел к костру.
- В нашей деревне завелся как-то один... дрянь такая, что сказать невозможно. Что творил-то: караулил молодых девок, выскакивал из воды, перекидывался в человека и показывался им в самом что ни на есть натуральном виде. Те, понятно, визжать. Поодиночке ходить перестали. Не помогло. Как чуть темнеть начинает - келпи у моста, красуется перед девками. А мужикам ни разу не показался. Я малой тогда был, помню, облаву на него сколько раз устраивали - ни разу не поймали...
Заслушавшись, Дарри не сразу понял, что говорит ему Эльза. Зачем ей наряды в лесу? Но потом Мор заметил вымокшую юбку девчонки и нахмурился.
- Тебя обидел кто-нибудь? Кто?

- Никто меня не обидел. – спокойно ответила девушка. – Волчара напугал, когда я птицу чистила. Я упала в воду. Мне нужна сухая одежда. На время. Не бойся, я не испорчу. Побуду в ней, пока моя высохнет, верну в товарном виде. Прости, я не хотела тебя отвлекать, очень замерзла, вода ледяная, на вот уток, отдай Мону, пусть жарит. – Эльза протянула атаману холстину с горемычными утками, ожидая, что Дарри возьмет их. Холодная мокрая ткань подола противно липла к ногам, девчонка замерзла, но старалась дышать ровнее и унять дрожь.

Тэм, шипя сквозь зубы, оттер с ладоней и коленей глину и повернул к костру.
Вечером над рекой звуки разносятся отчетливо, так что парень слышал окончание байки, рассказанной Авиком. А когда подошел к самому костру - уловил несколько слов из сказанного Эльзой атаману.
И тут Тэм взвился!
- Мону? Уток жарить? - возопил он, перехватывая протянутую атаману холстинку с птичьими тушками. - Этот нажарит! Видел я один раз, как он жарит! Спасибо, с меня хватит! Насадил птицу на обструганную палку, эта палка в птице проворачивается. Один бок у птицы горелый, второй - сырой...
- Но во всех харчевнях так жарят... - попытался возразить Мон.
- В харчевнях вертел железный. граненый. Он сам вертится и тушку поворачивает. А когда жаришь на костре, то надо ее на две палочки нанизывать, а не на одну!
Пока Тэм все это объяснял - он уже действовал. Рудди, матерый бродяга, уже ему приготовил и аккуратные рогульки для упоров, и гладкие палочки для вертелов. Тэм грамотно пристроил уток над костром - и, только тут вспомнив о своей мокрой одежде, уселся к огню - греться и сохнуть. Куртку и рубаху скинул (Бадди перебросил ему свою куртку, оставшись в одной рубахе), а штаны снимать не стал.
- Может, эта ваша Тетка-Утка и баггейн, может, и келпи, - сказал певец весело, - а только на месте папаши-барона я бы велел крестьян допросить как следует. Не сами ли они этого бароненка пришибли? Не всем нравится, когда девок да молодух приходится прятать. А барону рассказали сказочку про Тетку-Утку.
Тэм поерзал, усаживаясь так, чтоб лучше сохли штанины.
- А вообще-то с нечистью лучше не связываться. Даже если она тебе зла не желает, все равно выйдет худо... Вот мы со старым Траем бродили по Срединным Землям, вдоль реки Ронн, и там в деревне Лосиха нам рассказали одну историю. Жила в той деревне баба, звали ее Неддой. Муж у нее был возчиком, возил бревна к реке для плотогонов. Бедно жили, потому что висел у них на шее выводок детишек, мал мала меньше, а лопать все хотели... И вот сложилось так, что в суровую зиму кончилось у них зерно, лепешки испечь не из чего. Заплакала баба и пошла в лес - хоть хворосту набрать. Коль в доме голодно, так пусть будет тепло... Идет Недда по лесу - вдруг слышит тихий плач. Огляделась она - видит: сидит кранда, а хвост ее длинный зажат в расщепленном пне...
- А на что эти кранды похожи? - поинтересовался Бадди.
- На груду валежника, из которой хвост торчит, - не моргнув глазом ответил рассказчик. - Недда была не из трусливых, заговорила с лесной тварью. И та рассказала, что здесь мужик дрова рубил. Жарко ему было от работы - скинул рукавицы. Кранда захотела их стянуть, да и попалась. Расщепил мужик пень, сунул туда хвост, клин из щели вышиб - хвост и защемило. А сам уехал...
- Оно по справедливости, - степенно рассудил Годвин.
- Недда пожалела тварюшку. Был у бабы нож на поясе, расковыряла она пень, высвободила хвост. Обрадовалась кранда и спросила: "А тебе-то, добрая женщина, чем помочь?" Рассказала ей  Недда, что не осталось в доме ни зернышка. Ни каши детям сварить, ни лепешку испечь... Покивала кранда, метнулась в кусты и вернулась с мешочком - небольшим таким, но туго набитым. И говорит: "Как придешь домой, женщина, возьми пустой бочонок да мерку, какой муку меряют. Распусти на мешочке завязки, черпай оттуда меркой пшеницу да в бочонок пересыпай. Да только помни: в мешочек не заглядывай! Суй туда руку, зачерпывай зерно - а внутрь не гляди!"
Тэм выдержал паузу, убедился, что все его внимательно слушают, и продолжил:
- Недда сделала все как велено. Принялась из мешочка меркой зерно черпать. Бочонок доверху пшеницей насыпала, а мешочек не пустеет. Велела детишкам из сундука тряпки выкинуть, принялась туда зерно сыпать. Доверху сундук засыпала - не пустеет мешочек! Все тазы да котелки в доме наполнила - не пустеет!
- И тут она не утерпела и заглянула в мешочек... - насмешливо подсказал Вигга.
- Если лучше меня знаешь, сам рассказывай! - ревниво окрысился певец.
- Да молчу, молчу...
- И тут она не утерпела и заглянула в мешочек... передразнивая Виггу, произнес Тэм и продолжил уже нормальным голосом. - И в тот же миг мешочек опустел. Ни зернышка в нем. Тряпка как тряпка...
- Так что плохого-то? - не понял Годвин. - Вон сколько пшеницы бабе задаром досталось!
- Или зерно было ядовитое? - не утерпел Вигга. - Или в горящие угли превратилось и избу спалило?
- Не ядовитое было зерно, - мотнул головой Тэм. - Подарок кранды помог семье продержаться до нового урожая. А только Недда с той поры вроде как умом тронулась. Только о том и говорила, что богатство упустила. Могла бы зерном торговать, дом себе хороший поставить, детей в люди вывести, самой в парче ходить... Всех в деревне извела рассказами про мешочек - а потом вроде как и впрямь себя зерноторговкой вообразила. Ко всем приставала - почем в столице бушель пшеницы? Совсем баба рехнулась от жадности.

- Волчара, значит? Понятно, - кивнул Дарри. - Этот приблудыш совсем обнаглел. А прогнать рука не поднимается.
Мор поморщился. Прибившийся к шайке пес не вызывал у него восторга. Но единственная возможность от него избавиться - это убить. Без малейшего сомнения убивавший своих жертв, Мор почему-то не мог убить полудикого пса.
- Эй, Авик, - крикнул Мор. - Куда ты там задевал вещички казначеихи?
- Хочешь принарядиться к ужину, атаман? - бесстрашно пошутил Рудди. Получил несильный тычок от Мора и усмехнулся.
- Так вместе со всеми вещами. Вон у тех деревьев, - показал Авик. - Принести?
- Не надо. Проводи туда Эльзу, - Мор еще раз двинул Рудди в плечо и обернулся к девушке. - Выбери сама, что тебе подойдет. А если кто начнет руки распускать, не бойся мне говорить, поняла?
В умелых руках Тэма утки, казалось, жарились сами собой, и вскоре от костра пошел такой дурманящий запах, что Мор готов был съесть их полусырыми. Чтобы отвлечься от мыслей о еде, атаман внимательно прислушивался к рассказу Тэма.
- Неправильно говоришь, - высказался Дарри,когда рассказчик умолк. Не от нечисти зло, а от человека. Баба не из-за кранды умом тронулась. А от жадности. И из-за тупого любопытства. Сказано: не гляди. Ну и не гляди. Чего нос сунула? А раз уже сунула и все пропало, то нечего потом было жалеть. Спасибо бы сказала, что продержаться ей то зерно помогло. И детей прокормить. Так нет же. Торговать размечталась.
Запах от уток становился все сильнее, а Мор - все нетерпеливее.
- Расскажи еще что-нибудь, Тэм, - попросил главарь, потихоньку зверея от голода. - Уж больно хорошо у тебя выходит.

Авик немного покопался в тюках, мешках, баулах и корзинах - общем разбойничьем скарбе, сгруженном по обыкновению во время привала в одну кучу и выудил обещанный узел с остатками бабьего гардероба. Большая часть нарядов и все драгоценности были уже распроданы или обменяны на куда более полезные для шайки вещи.
Пока разбойник был занят в полутьмах поиском, Эльза возилась с многочисленными разбухшими от воды ремешками обуви, снимала чулки, распускала шнуровку. Губы ее побледнели от холода, зубы время от времени выбивали неровный ритм, непослушные пальцы, путаясь, блуждали среди пуговиц. Наконец она высвободилась из объятий тяжелой намокшей котты, следом за нею мокрая нижняя рубашка упала к босым девичьим ногам.
- Не поворачивайся, давай быстрее что-нибудь! – срывающимся голосом попросила Авика Эльза.
Парень на ощупь бился с туго затянутым узлом, гад какой-то завязывал мешок, не иначе.
- Ну, что ты там телишься! – разозлилась девчонка, - режь уже! Нет, погоди, сначала куртку мне свою дай! Прикрыться. А то околею. Только не поворачивайся!..
Парень поспешно стянул куртку и, не гладя, протянул в темноту. Девочка быстро цапнула нагретую чужим телом вещь и блаженно закуталась в нее.
- А что не поворачивайся сразу? – пробубнил Авик. – Давай, помогу, а? Ленты-шнурочки затяну, самой же несподручно, а?
- Ага, попробуй. Повернешься - скажу Мору, что приставал. Пойдет?
Авик замолчал и сосредоточился на рассматривании в свете звезд деталей дамского туалета.
- Авик, я тебя всей дюжиной молю, давай уже хоть что-нибудь!
- Держи.
- Что это? Мать моя Амата, ну зачем мне рукава! Что там еще? Нет, Авик, это вуаль на голову, чтоб тебе спать до конца дней с баргестами!
- На! - парень протянул Эльзе очередную женскую тряпку. Ноги девчонки на ветру покрылись гусиной кожей и давно завидовали утиным бедрышкам, томившимися над углями.
- Авик. Родной ты мой! Ну зачем мне шелковое сюрко со шлейфом и рукавами до земли? Хоть оно нежно-голубое и выткано цветами шиповника? – Эльза горячечно взмахнула руками, отчего полы куртки распахнулись, снова открывая осеннему холоду полный доступ к девичьему телу.
- Все, иди отсюда, я сама! Нет! Стой! На вот, возьми мою одежду и туфли, развесь у костра. Да не поворачивайся ты! Вот, держи!
Как только Авик откатился, Эльза сунулась к мешку, в надежде откопать что-нибудь подходящее. Но как на грех, вся уцелевшая в торговых сделках одежда оказывалась чудовищно бесполезной!
Вот скажите на милость, какой ей толк от летнего ослепительно белого блио из «ледяной» тафты?! По легенде такой шелк ткали из нитей коконов волшебного шелкопряда – огромных червей с чешуйчатым телом и рогами, обитавших где-то в чудесных горах, вдали от мира людей, и вивших коконы под снежным покровом…
И почему бы жене казначея не иметь в своем гардеробе хотя бы одной человеческой льняной рубашечки?!. Нет же –  все шелка, шелка, исшитые золотом! Наконец на самом дне мешка обрелась камиза с длинными рукавами, девочка поспешно нырнула в нее и вновь укрылась мужской курткой.
Насквозь продрогшая и босая, она никак не решалась пойти в таком виде к костру. В немом бессилии Эльза опустилась на ворох нежно мерцающих в ночи драгоценных тканей.

- Рассказывали мне в одной деревне, что местный баггейн наловчился баб воровать, - начал Тэм. - Днем еще смирный был, людям жить не мешал. А если какая баба припозднится и пойдет, скажем, за водой на ночь глядя... или девка к парню на свидание на вечерней зорьке побежит, тут ее баггейн и сцапает. Так мало того что утаскивал, так что еще норовил учудить! Принимал облик этой самой бабы! Платок повяжет, чтоб уши длинные его не выдали, - и в деревню!.. Муж-то не заметит подмены, а как погасят в доме огни, так баггейн мужа и...
Тэм оборвал фразу, глядя на возвращающегося к костру Авика:
- Эй, а Эльза где? Кайся, грешник: куда девицу подевал?
- В тряпках роется, - махнул рукой Авик и принялся развешивать у костра одежду Эльзы.
- И ты ее оставил ее одну? Чтоб ее любой злобный дух мог уволочь?
- Да что с нею станется?..
Но Тэм уже не слушал. Под хохот разбойников он вскочил и ринулся в темноту.
Вскоре оттуда, из мрака, послышался возмущенный крик Эльзы:
- Сейчас же поставь меня на место!
- Женщина, твое место у огня!
- Дай хоть шаль взять!
- Шаль - это которое? Вот это, рыжее - шаль или только притворяется?.. Вот и хорошо. Хватай свою шаль и держи, чтоб не сбежала!.
И Тэм вновь возник в кругу света - с Эльзой на руках.
Разбойники поспешно подвинулись, освобождая для девушки место у костра. Тэм опустил Эльзу на подсунутую кем-то куртку и, изображая непомерную усталость, отирая со лба несуществующий пот, завил:
- И как это влюбленные клянутся всю жизнь своих подружек на руках носить? Трепачи они, эти влюбленные, вот что я вам скажу!

Спойлер:

- Знавал я одного такого баггейна! - ухмыльнулся Мор. - Марвином звать. Голосистый и кучерявый. Бабы любят таких. Только их мужья почему-то не очень. Рассказывал он мне кое-что о своих похождениях, приврал, конечно, но в целом очень даже весело у него получилось. Куда только рогоносцы его не загоняли... однажды даже в болоте, говорил, всю ночь просидел. Пока его по всему лесу искали с факелами да с палками.
- Трепло твой Марвин, - заявил Рудди, презрительно скривившись. - Кто на такого позарится? Не мужик, а чучело огородное. Только и умеет, что на лютне играть. А дай ему посильнее - враз улетит.
Рыжеволосый разбойник пощупал свои тряпки, убедился, что они высохли, и стал снова наматывать их на ноги.
- А баггейнов никаких не было у вас. Бабы похуже любого баггейна, - нравоучительно сказал Рудди, закончив свое нехитрое дело и берясь за сапог.
- Если баба почует хоть в чем-то у тебя слабину - расковыряет ее до такой степени, что впору ума лишиться. А уж если поняла, что нравится тебе...
Рудди с силой натянул сапог.
- ... Сразу можно топиться. Не успокоится, пока всю кровь не высосет. Или с ума не сведет. Или все сразу.
Надев второй сапог, Рудди сплюнул, выбрал прутик из груды хвороста и принялся тыкать им в уток.
- Может, уже готовы, а, Тэм? - обернулся он к подходящему барду, и, выронив свой прутик, расхохотался так, что даже присел.
- Никогда не бери бабу на руки... - выговорил он сквозь хохот. - Она оттуда очень быстро залезает на шею!
Мор тоже засмеялся - но не потому, что Тэм принес Эльзу с таким гордым видом, будто бы он принц или граф. Дарри развеселили слова барда.
- Само собой, трепачи! Так ведь легче всего добиться от бабы согласия.
- Можно подумать, тебя когда-то волновало бабское согласие, - проворчал Рудди. Больше он уже не смеялся.
- Слышь, соловей, уток когда жрать будем? - обратился нетерпеливо рыжеволосый разбойник к Тэму.

Спойлер:

Пока мужики молотили языками, Эльза блаженно грелась у огня, подставляя  костру то носочки, то пяточки.  Щеки ее разрумянились от жара, она больше не куталась в шаль, а с благодушной улыбкой слушала треп разбойников о слабой половине рода человеческого. Носком ноги девчонка играла с остывшим угольком, перекатывая его с места на место. В глубине черного обгорелого кусочка древесины еще теплилась надежда стать ярким пламенем: время от времени уголек обжигал Эльзе пальцы – девчонка одергивала ногу, прижимала стопу к прохладной земле. Но, казалось, чем чаще это случалось, тем сильнее росло ее любопытство, и нога вновь тянулась к угольку.
- Там не только утки, там и тетерева уже готовы, - хмыкнул Тэм. - Эльза, снимай уток. Парни, подайся от костра!
Вскоре угли были сдвинуты в сторонку, глиняные "коконы" извлечены из земли и разбиты. Корка отходила от тушек вместе со впекшимися в нее перьями, обнажая бледное, без корочки, горячее мясо, источающее ароматный пар.
Эльза ловко подцепила «вертела» с рогулек и воткнула их в землю.  Румяные краснобокие утки будоражили горько-дымным духом и манили хрустящей корочкой…
- У кого соль, парни? - деловито спросил Рудди.
По обычаю первый кусок предназначался атаману, но и остальные себя не обидели – дружно навалились на жаркое.
А Мон подбросил на угли еще хвороста - и костер вновь взвился, рассыпая искры во мрак.
- А я вот что скажу, - внезапно подхватил тему вечно хмурый Годвин, смачно обгладывая утиную ногу,  - хуже бабы - только волшебные бабы! Вот уж где зло в чистом виде!
На обычную-то проста управа.  Намотал косу на кулак – вот и вся недолга!
А если эта тварь с волшбой? Уж лучше на свет не родиться, чем повстречать такое. А они, как на грех, нашего брата повсюду караулят. Лезут, мерзавки, нигде от них покоя нет. Особенно на безлюдье любят одинокого путника подцепить.  Полбеды, если на босоногую дурочку зелигену нарвешься. Ругнешь ее покрепче или за кудлы схватишь – она и растворится. Как и не было. Иди, путь свободен. А если более изощренная тварь решит над тобой потешиться? Взять хоть ту же корриганку… Был вот такой случай… - Годвин швырнул кость Волчаре, окинул взглядом лесную братию, поморщился, наткнувшись глазом на ноги Эльзы, точно на неожиданно торчащую на пути ветку.
- Жил, значит, один граф –  молодой, умный и сильный как бык. А его, ребенком еще, обручили с выгодной невестой. Да они и не видели друг друга, росли каждый в своей замке. Ну, когда пришла пора, привезли ему жену, она, разумеется, сразу понесла, и в положенный срок родила ему сына. Граф на радостях решил отблагодарить женщину – накормить ее свежим мясом, чтобы бабенка в объятья Нит не вздумала отправиться, а продолжала и дальше сыновей ему рожать. Ну и помчался, значит на охоту, с копьем наперевес. Лань хотел подстрелить или хоть бекаса в пойме.
Едет, значит, мужик, радуется. Настроение, сами понимаете, приподнятое и вот надо было нарваться ему на эту стервозину! Сидиит! Кудлы свои золотые гребнем чешет! Ноги длинные в ручье разложила – любуется ими, играет в прозрачной воде. То поднимет над ручьем, то снова в золотую рябь опустит. Истомилась вся… Давно, видать, мимо нее никто не проезжал. Ну, а как графа увидела, поняла – вот он, шанс! А милорд так бы и проехал мимо с копьем наперевес, так эта дрянь запела! Ну и все. Попал мужик. Смертные против магии корриган бессильны. Говорит ему эта мегера, значит: женись на мне, или в три дня умрешь! А мужик, верите, хоть и гордый граф, и с копьем, а стал пощады у этой гадины просить! Я, говорит, год уже как женат, сын вот сегодня родился, не заставляй нарушать брачный обет! Я же и вод твоих не замутил даже…  
А тварь эта длиннокосая упирается - разлеглась в травах пряных, возьми меня, шепчет, иначе умрешь. Посмотрел на лесную паскудину граф, плюнул и швырнул в нее копье! Вернулся домой,  а на закате третьего дня к нему ворон и прилетел. Вот так, пропал мужик ни за что. И из сына ничего путного не выросло…

Забыв разом обо всем, кроме жирного, сочного, обжигающего мяса, Дарри впился зубами в утиную тушку. Точнее, в ее часть. Утка при жизни, видимо, хорошо кушала, ибо была в меру упитанной. Дарри сдерживался, чтобы не урчать, как добравшийся до сметаны кот. Но до чего же было вкусно...
Кое-как утолив голод, Мор отошел от костра и завалился под деревом, на импровизированное лежбище из еловых лапок, заботливо нарезанных разбойниками для своего атамана. Набивая трубку, он, сквозь одолевающую его все сильнее дремоту, прислушивался к рассказчику.
- Во дурак... - протянул Дарри, затягиваясь и выпуская дым. - Надо было брать, пока дают. Сам виноват, что помер. Я бы не копье бросил, а...
Мор не договорил, снова затянулся, внезапно помрачнев.
"А что ж ты сам не брал, когда в твоих руках было?" - спросил его кто-то очень дотошный и противный. Внутренний голос.
"А мне и не предлагали, - огрызнулся Мор. - А предложили бы - взял бы. Но я гордый."
Внутренний голос очень ехидно промолчал.
- Может, кто знает еще какие байки про корриган? - спросил Дарри, попыхивая своей трубкой. - Я бы послушал сейчас про прекрасных дев, истомившихся таких... Ну? Кто начнет?

- Да хоть я, - откликнулся Тэм, довольный тем, как стремительно разбойники расхватали тетеревов. Может, мясо и было кислее, чем положено ему быть, но голодные парни не привередничали. Сам Тэм не мог судить о качестве своей стряпни - ему досталась утиная ножка, а с нею точно было все в порядке.
- Были мы со старым Траем в одной лесной деревне, - начал Тэм, усевшись поудобнее. - Стояла она у проезжей дороги, так что не совсем глухомань. Протекала через деревню речка Лосиха. Там-то, в низине, она мирная была, а выше по теченью поуже да побыстрее, поэтому именно там, вдалеке от деревни, поставили на Лосихе мельницу. Меня деревенские парни водили показывать - вот, мол, та самая мельница, про которую матери детям предание рассказывают...
Жила в давние времена на той мельнице семья. Сам мельник, жена да двое сыновей. Парни уродились рослыми, сильными, здоровыми, да и собой хороши. Одна беда - ветер в голове гулял. Скучно им было на мельнице мешки таскать. Как отец недоглядит - удирали в деревню, с девками зубоскалить да с парнями драться.
И вот как-то раз собрались они на Праздник Вереска. Тут уж и отец худого слова не сказал. А мать им рубахи расшитые дала, пояса цветные повязала, чтоб не хуже прочих ее мальчики были одеты на празднике.
Братья всю жизнь в этих краях прожили, каждое деревце знали... а надо же - заблудились! Вроде знакомая тропинка под ногами, а никак их к деревне не выведет. Вроде знакомый ручеек, вот и мостик в две доски - а не видно из-за кустов деревенских крыш... А уже и солнце к закату пошло. Огорчились парни - этак же они все веселье пропустят!
Вдруг на тропу перед ними выбежала из орешника девушка-красавица. В белом платье, золотые косы - короной вокруг головы, и золотой гребень их скрепляет. Обрадовалась парням, махнула рукой:
"Да где ж вы ходите? Все уже в пляс пошли, а вас нет и нет!"
Переглянулись братья. Сроду они такой красотки не видели, да и одета не по-деревенски богато. Но подумали, что в деревне остановились богатые путники, а праздник Вереска - не тот день, чтоб богатством да знатностью чиниться. Где застал человека праздник, там и пляши!
Поспешили парни за красавицей - и выбежали на огромную поляну. А там и впрямь веселье. Нарядные танцоры выплясывают под веселую музыку. Никого из них парни не узнали, ни одного знакомого из деревни не углядели. Но разве до того им было, когда золотоволосая девица обоих под руки схватила, в круг потащила и крикнула:
"А ну, кто кого перепляшет?"
Принялись парни плясать, а сами видят: дело нечисто. Женщины вокруг все как одна хороши, в богатых одеждах. А кавалеры хоть тоже нарядно одеты, а один страшнее другого. У кого нос посреди лба, кто скрючен, как сухая коряга, у кого уши, как крылья летучей мыши...
Сыновьям мельника бы прочь бежать да на бегу Дюжину поминать, а они в раж вошли - пляшут и пляшут! Стемнело уже, посреди поляны костер вспыхнул, словно сам собой. В свете его еще страшнее, еще чуднее показались парням танцоры. Тут уж и у красоток то клыки во рту блеснут, то на хорошеньких ручках когти сверкнут - и исчезнут. Только их золотоволосая дева - словно королева! Как улыбнется - словно поляну осветит!
Братья уже друг на друга врагами поглядывали. Может, и драка бы вспыхнула. Да вдруг посреди танца младший брат вскрикнул:
"Не могу больше!"
И упал на траву.
Глянула на него дева сверху вниз, ткнула носком башмачка в лицо:
"Не люблю слабых мужчин! Мне сильные нравятся!"
А тут сызнова музыка грянула. Старший сын мельника вконец голову потерял. Подхватил красавицу на руки, закружил и унес с поляны. Там уложил ее на мох и папоротник, а она обняла его крепко-крепко. И всю ночь под звездами ласкали они друг друга, а к рассвету заснули.
Уже светло было, когда пробудился сын мельника. Глядь - а в объятьях его жуткая уродина. Космы - пакля паклей, кожа - как сосновая кора, глаза мутные, багровые, а зубы длинные, кривые и желтые.
"Храни меня Дюжина!" - в страхе воскликнул сын мельника.
А лесная нечисть ой как не любит, когда при ней Дюжину поминают! Завизжала тварь, на пальцах когти выросли. Кинулась на парня и принялась его драть - еле ноги унес!
Ахнули наутро мельник и его жена, как воротились с праздника их сыновья. Один еле идет, лицо распухло, словно его всей деревней били. У второго одежда в клочья, лицо и грудь в шрамах, будто его рысь драла!
Живы остались братья, за что мать не уставала благодарить богов. Но прежними уже не были.
Младший всю жизнь хворал. На том месте, куда его ткнул носок башмачка, на лице пятно осталось. Работал кое-как. Поднимая не особенно тяжелый мешок, кряхтел и стонал: "Всю силу из меня выпила нечисть проклятая!" Однако со временем женился и детей нарожал. И у каждого сына на лице было родимое пятно - аккурат в том месте, где и у отца. Я сам видел его правнука - да, пятно было.
А старший остался крепким работником, отцу помогал - не охал. Но когда мать начала ему невест искать (подумаешь, лицо в шрамах, все равно жених завидный!), отказывался наотрез. Так и помер в холостяках. А потому в деревне поговаривали, что нечисть и из него силу выпила - только не так, как из брата...

- Но есть тот, - повеселел, отужинав,  Годвин, - кто нашего брата от нечисти в женском обличии охраняет! Белый Дед. Слышали, поди, о нем?
Он устроился поудобнее и неторопливо продолжил рассказ.
- Жил когда-то в одной деревне лесоруб. И вот он что-то не поделил с соседом. А сосед крепко обиделся.  И проклял его, с помощью ведьмы, у которой была древняя книга с рисунками, чтобы он жил до скончания веков в лесу и неспособен был умереть.  И побрел под силой проклятия лесоруб прочь из деревни, и стал бродить по густым, темным лесам. Ходил он ходил, забыл, откуда он и почему по лесу ходит, башмаки его стоптались, одежда обветшала, остался он совсем нагишом и стал покрываться белыми длинными волосами, как собака шерстью.  И ростом стал с высокую ель. Никто ему не мог навредить – ни зверь, ни человек. Хозяйство в лесу завел, а звери пошли к нему в услужение. Волк и лисица ему воду носили, сороки – новости, а он плясал для них и на свирели играл. Со временем борода у него отросла такая длиннющая, что ею можно большую поляну укрыть, а уж как начнет бородой трясти - оборачивается вихрем и валит деревья.  Хоть и забыл, что лесорубом был. Забыть-то забыл, а мастерство осталось.  Хороший, словом, мужик. Нрава незлобивого, веселый и справедливый. Если путник в лесу заплутает – Белый Дед ему дорогу укажет, что к людям выведет. Охотникам помогает, а уж дровосеков пуще глаза бережет, зорко следит, чтобы девы лесные к ним не подбирались. Он и сам частенько на нечисть охоту ведет. Заляжет в листьях на тропе, по которым нечистые красотки ходят, и ждет… Как только дева мимо пробегает – хвать ее за ноги, раздирает пополам и съедает. Или волком обернется, чтобы подобраться к корриган…  Если услышите вой ветра в лесу – это плачет плачет убиваемая Дедом зеленая дама, что мешала мужчинам в лесу работать. А еще он любит невидимкой посидеть у лесного костра, покурить, послушать, погреться…  Может, он и сейчас здесь…

Мор внимательно прислушивался к разговору. История Тэма его заинтересовала, он отвлекся от своих мыслей, следя за приключением братьев. Но не успел ничего сказать, как со своего места отозвался Рудди.
- Вот, верно же говорят, какая баба красивая - та и ведьма! - разбойник пробормотал невнятное ругательство и умолк.
- Нечего было за девками сломя голову бегать, - возразил ему Мор. - Ты же слышал, работать парни были не особенные охотники. Представь, что взял я, к примеру, тебя с собой пограбить на большую дорогу,а ты в самый ответственный момент загляделся на смазливую мордашку, зазевался и все испортил. Да я бы сам тебя нечисти этой на забаву отдал за такие дела. Правильно их эти корриган проучили. Или кто там был? Кранды?
Мор коротко хохотнул, потом прибавил серьезно, без смеха:
- Нельзя позволять желаниям брать верх над разумом - особенно, если речь идет о бабе. Хорошая у тебя история, Тэм. Ты молодец!
И, развалившись на своем ложе, атаман принялся слушать другую историю. Про Деда Годвина он уже слышал, это была любимая история разбойника.
- Вот ты любишь воображать, что какая-то могучая сила тебе в самый сложный момент поможет, Годвин! - заметил Дарри. - На себя надо рассчитывать, и только на себя. Не станет Дед за тобой следить, даже если он и есть. Слишком ты мал для него.
За разговорами вечер незаметно перетек в ночь. Тьма подобралась к костру со всех сторон, будто желая поглотить последний оставшийся островок света в лесу. В такое время невольно верилось во все те россказни о лесных девах со страшными рожами, даже в невидимого Деда, который бродит где-то неподалеку. Мор, оказавшийся за световым кругом, почувствовал какую-то неясную тревогу и тут же мысленно обругал себя за излишнюю впечатлительность. В ветвях над его головой что-то зашуршало, и главарь разбойников поднял голову, почти ожидая увидеть склонившееся к нему любопытствующее лицо лесной нечисти. Но там, разумеется, ничего подобного не было.
- Пойду-ка схожу к реке, - заявил Мор, поднимаясь. Он решил доказать себе, что не боится никакой нечисти, которой не существует.
От реки, мирно плещущей в своих берегах, тянуло холодом. И здесь было не так темно, как казалось вначале. Яркие осенние звезды подмигивали Дарри с черного неба.
"Как будто рассыпали короны по черному бархату" - вспомнил Дарри выражение, услышанное им когда-то. Зрелище и правда было красивым.
Внезапно в воде, совсем рядом с Мором, что-то громко плеснуло. И еще, и еще. Звуки были такие, будто кто-то решил искупаться, и теперь выбирался на берег. Дарри, прищурившись, всматривался в темноту, но ничего не видел. Плеск все приближался. Нужно было либо позвать кого-нибудь, либо вернуться к костру - но гордость Дарри не позволила ни того, ни другого. Чтобы атаман разбойников испугался какого-то глупого плеска в реке?
- Кто тут? - как можно более уверенным тоном спросил темноту Дарри.

Во мраке ночи все стушевалось - не видно ни зги. За спиною подступала плотная мрачная стена черноты, лишь над костром в сполохе уносящихся в небесную высь искорок проступал зубчатый частокол деревьев. Но стоило Эльзе, прихватив просушенную одежду и обувь, отойти к месту сгруженного разбойниками барахла, темнота потеряла кромешность: стало вполне сносно видно, где что лежит. Поспешно натянув на себя сухое, она обулась, связала в узел распотрошенные Авиком  женские тряпки и лишь на минутку задержала свое возвращение в круг разбойничьего братства. Звезды – мохнатые и пушистые, мерцающие между темных крон поглотили ее внимание. Их не было видно в свете костра, но они никуда не делись – осенними хризантемами рассыпались по небосводу, ласково светили  и словно бормотали во сне.  Эльза счастливо улыбнулась. В тишине негромко заструились звуки лютни – несколько нежных нот. Родились и растаяли. Это Тэм перебирал у костра струны. Хотелось задержаться еще не мгновение, но девушка легко тряхнула кудрями и шагнула к костру.

А Тэм и в самом деле пробовал мелодию - простую, легкую, неторопливую. И в тон струнам задумчиво, негромко импровизировал:

Коль осталась только шкура,
Да и та не дорога,
Не зови кончину сдуру -
Лес укроет от врага.

Если черною порою
Впору голову сложить -
Лес накормит, лес напоит,
Лес укажет, как нам жить.

Филин ухнет, ворон каркнет -
Свист разбойничий в ответ.
Лес нас смелостью одарит,
Лес нам мудрый даст совет.

Как дубы сплелись ветвями,
Мы в ватаге - как один
Лес и луки наши с нами,
Нам никто не господин...


Эпизод завершен.