18.09.1253, Ночь темна и полна ужасов  

Дата, время:
18.09.1253/Ночь
Место действия:
Аллантар, королевский замок
Участники:
- Рикард Авенмор
- Элизабет Айрелл
Предыстория/суть темы:
Правда или ложь, что ты предпочтешь?

Все небо усыпали мерцающие огоньки-звезды, мало-помалу, стихали и голоса, доносящиеся из сада и распахнутых окон. Мерно, через равные промежутки времени, по периметру сада, топая по каменным дорожкам, проходили караульные. И плеск волн, он доносился и сюда, к беседке спрятанной в кустах отцветшей сирени. Кое-где, под скамьей, ещё лежали засохшие сиреневые соцветия, но сейчас, в ночной темноте, их было не разглядеть.
Сразу после разговора с принцем Рикардом, девушка отправилась в сад, прекрасно понимая, что явившись в замок, Деррик непременно попытается её отыскать. В саду же, сделать это ему было бы гораздо сложнее. Элизабет не сомневалась, что принц убедит её брата в том, что словам мерзкого и гадкого крота, верить нельзя, и знала, так же,  что брат поймет свою ошибку. Потому что, он, все же, не отец.
Но злость и обида,  не так легко от них избавиться, особенно, когда тебя предает близкий тебе человек. Элизабет сотню раз задала себе вопрос: “Отчего он поверил ему, а не мне?” И каждый раз, пыталась найти найти новый ответ. Архивариус,  человек, как ей казалось, вполне обычный, но с толикой придури, делающей его посмешищем, она никак не ожидала от него подобного. Клевета, боги! Да он, лорд-канцлер, опустился до обмана, клеветы и пересказа сплетен, чтобы заполучить её в жены. Как, скажите, боги, как можно выйти за такого подлого и низкого человека?! За её спиной он натравил на нее брата, и надеялся, морда кротовья, что она упадёт к нему в объятия, услышав своими, боги, своими собственными ушами, как он лжет, не стесняясь смотреть ей в лицо, называть обесчещенной?! Это каким нужно быть подлецом? Нет! Она лучше спрыгнет с этой самой скалы, чем ещё хоть раз, позволит ему до себя дотронуться. Тошно, боги, как же омерзительно было видеть его довольную рожу в их доме. Нет, она найдёт способ проучить его, даже если принц или брат, сделают это раньше, она ему отомстит.
Несмотря на тёплые и даже жаркие ещё дни, ночами холодный ветерок уже давал о себе знать, и когда Элизабет, в очередной раз потерла ладони, согревая, решила, что пора бы, наверное уже вернуться к себе. Замковые окна затянуло мглой, редко где ещё можно было заметить отблеск и тени свечи. Девушка спустила затекшие ноги на глухо скрипнувшие доски и подождав немного, направилась в замок.
Стражники, дежурившие у выхода в сад, удивились её столь позднему возвращению, но пропустили.
У двери в её комнату, брат, как опасалась она, не сидел, и даже не лежал, коридор вообще был пуст и только из-за поворота доносились приглушенные голоса и смех.
Она зажгла свечу, поднесла к медному зеркалу, стоящему на резном столике у стены, пытаясь разглядеть щеку и скулу, но ничего страшного не увидела. Так, немного краснее чем другая сторона, но вновь стало обидно.
Уже лёжа в постели, накрывшись двумя простынями и теплым покрывалом, Элизабет вспомнила разговор с принцем перед самым её уходом. “Упрямец, боги, ну почему он такой упрямый?! Почему не может признать, что он чувствовал то же, что и я?” Она резко накинула покрывало на лицо, зло выдохнув.
“Мне кажется сейчас не лучший момент это выяснять” - Так он сказал!
Покрывало и простыни полетели на пол. А прохладный пол щекотнул босые ступни.
- Обесчещенная, испорченная, раз так считают, хуже уже не будет… - бормотала Элизабет под нос, вновь разжигая свечу и надела поверх тонкой ночной рубахи лёгкий плащ и накинув капюшон, поглядела в зеркало. Рассмеялась. Ну точно привидение королевы Майлоны . А уж если надвинуть капюшон пониже и поднести свечу, точно никто не захочет интересоваться, кто это шляется по замку глубокой ночью.
“Ничего, принц, теперь точно никто не сможет помешать мне, добиться от вас правды.”
Несмотря на идею со свечой, Элизабет старалась не попадаться страже на глаза, и только заслышав шаги, сразу же прятала пламя свечи, прикрывая его ладонью. Еще один поворот, и она на месте.
Не снимая капюшона, прислушавшись и оглядевшись, девушка свободной рукой три раза стукнула кулаком по тяжёлой двери.

Рикард не спал. Он часто не спал по ночам, особенно когда погода стояла сырая, и голову и шею беспрерывно, тупо, грызла боль. Не слишком интенсивная но постоянная, неотвязная, сводившая с ума своей прилипчивостью. Иногда он готов был биться головой об стену, чтобы новой болью заглушить этот назойливый, непрерывный фон, только вот это не помогало. Сильную и острую боль он был приучен терпеть с детства, единственно ведомый способ "лечения" водяного рака, а проще говоря - хоть какого-то его сдерживания, состоял в прижигании каленым железом, не говоря уже тех периодах, когда распадающаяся язва заживо поедала надкостницу обнажившихся костей. Но вот это - непрерывное, тупое ощущение боли, которая и не увеличивается и не проходит, навязчивое, точно заунывный вой нищенки, кое-как заглушаемое днем непрерывной деятельностью и лекарством - по ночам завладевало им целиком и полностью. Астер старался не пить лекарства на ночь, чтобы не поддаться искушению, и не хлебнуть больше чем следует. Расплатой за это были долгие часы бессонницы, но зато с гарантией, что проснешься на следующее утро. Впрочем, чаще всего он тратил эти часы на чтение, или работу, но вот сегодня, как назло, после тяжелого дня, и совершенно нелепого вечера, этих разговоров с Аренами и Хвамом - принц все же был отнюдь не против поспать.
Но сон не шел.
А тут еще принесли кого-то баргесты среди ночи.

Он глухо выругался, нашаривая впотьмах маску, выбрался из кровати, затягивая ремешок на затылке, и поежился. В стрельчатое окно влетал уже по-осеннему сырой ветер, заставивший каждый волосок на теле встать дыбом, точно по коже пробежало целое стадо "мурашек." Да уж, впору пожалеть о том, что не терпел рядом слуг. Эдгара что ли приспособить спать в кабинете? Хотя... При мысли о том что постоянно, круглосуточно рядом будет какой-то человек, было противно. Нет уж. А дверь... ну что дверь, ее и самому открыть можно. Во всяком случае к нему бы ради какой-нибудь ерунды навряд ли кто-то вздумал бы ломиться среди ночи.
Рикард зажег свечу, набросил на плечи черный квезот, поддернул его так, чтобы прикрыть левое надплечье и левую сторону шеи, и отправился из спальни, через кабинет, к двери.
Тяжелый засов был хорошо смазан, и сдвинулся без усилий, и в черном провале открытой двери появилось.
- Вы?!

Реакция принца, все же неприятно кольнула Элизабет. Нет, она совсем не ожидала, что принц Рикард без вопросов впустит её в столь поздний час, что ее встретит его добродушная улыбка, если учесть, какой перекошенной, она  выходила, если он вообще пытался улыбаться. Нет, совсем нет, но в груди, словно бы холодок пробежал.
- Я. - Фрейлина выдохнула, задув свечу и ловко поднырнула под руку мужчины, оказавшись в его кабинете. Мрак ударил по глазам, и она зажмурилась. Потом повернулась и открыла глаза. Мужчина стоял в дверном проеме, с единственной свечой в руках, подсвеченный тускловатым светом, льющимся из коридора. Элизабет скинула капюшон, расстегнула застежку плаща.
- Неподходящее время, милорд, так вы сказали сегодня вечером, что же, теперь, я выбрала более подходящее. Никто нам не помешает поговорить и вы не убежите от ответа. Я пришла именно за ним, Ваше Высочество. За ответом, и, возможно, за продолжением урока.
Руки мелко дрожали, как и она сама. Пугаясь своей наглости, храбрости, страшась получить ответ. Правдивый. Шаг вглубь комнаты. Плащ с шелестом опустился на каменный пол.
-  Признайте же, что чувствовали тоже, что и я! Признайте же, что вы не бесчувственный чурбан, которым вас все считают! Признайте, что хотели продолжения, ведь вы хотели этого, когда целовали меня в этой самой комнате… - Запала не хватило даже до середины фразы, а к концу, голос и вовсе сошёл на шепот, а сжатые в кулаки пальцы, медленно разжались. Свеча выпала на пол и закатилась под стол. В комнате наступила тишина. Абсолютная.

Сказать, что Рикард был ошеломлен этим неожиданным явлением, и еще более неожиданными речами - значит не сказать ничего. Он молча смотрел на девушку, даже после того, как она замолчала, обводя ее взглядом с ног до головы и обратно. Под плащом у нее оказалась лишь тонкая ночная рубашка, и несмотря на то, что единственная свеча в его руке не давала достаточно света - его все же было довольно, чтобы определить, что под тонкой тканью нет ничего. Вот так так.
Сердце глухо ткнулось в ребра, не волнением а скорее возбуждением от неожиданности, неуместности, но вопиющей, щекочущей нервы необычности ситуации. И, чего греха таить, любому мужчине, если он не старик и не покойник, пощекочет и самолюбие и естество визит красивой девушки глухой ночью, да еще в таком виде.
Однако, принц все же умел держать себя в руках. И первая же мысль, продолжение той, что промелькнула еще несколько часов назад, когда он ее отсюда выпроваживал - была достаточной чтобы послужить аналогом ведра холодной воды, выплеснутого за шиворот.
Он молча закрыл дверь, которая разом отсекла их обоих от коридора, и, словно бы от остального мира. Мягко, беззвучно ступая босыми ногами по каменным плитам дошел до стола, аккуратно зажег от своей свечи три полуоплывшие, торчавшие в выполненных в виде полусжатых когтей гнездах стоявшего там подсвечника, поправил левый борт квезота, и только теперь повернулся к своей ночной гостье, со странной, почти хищной улыбкой.
- За-бав-но...- мягкий, почти вкрадчивый голос с едва заметной ироничной ноткой, тоже напоминал мурлыканье сытого хищника, который, однако, не перестает быть хищником только потому, что в данный момент не собирается охотиться. - А знаете, что интересно мне? С чего вдруг этот пресловутый поцелуй не дает покоя вам? С какой радости вы так упорно выколачиваете из меня какие-то признания? Так, что даже пришли ко мне посреди ночи, да еще в таком виде. - он не скрывая, обвел взглядом ее фигуру, в упор зацепившись взглядом за весьма явно обозначившиеся под тонкой тканью бугорки сосков, и его глазах блеснули искорки - Вот что мне о-очень хотелось бы узнать.

*:

Элизабет вспыхнула, щеки обожгло, словно огнём.
- Потому что вы не даёте мне ответа. Убегаете от разговора, словно мальчишка! - Странно, боги, как же все это непонятно!  Ну почему, почему, когда он рядом, она теряется, и ярость, непонятная злость на него, то накрывает, то вновь схлынув, оставляет горькое послевкусие.
- А чего ради я должен бы перед вами отчитываться? - еще вкрадчивее поинтересовался принц, губы которого перекосились в едкой, насмешливой улыбке еще сильнее, обозначив четкую диспропорцию между левой и правой частями лица. - Скажите же. Мне кр-ра-айне любопытно.
Она бессильно сжала кулаки, представляя, как это её руки сжимаются на горле  этого мужчины. Боги!!!
- Потому что я хочу знать. - Голос стал тише и спокойнее, но в нем ещё можно было расслышать нотки раздражения. - Потому что я вас видела. Видела, какой вы, настоящий. Живой. Признайте же наконец, боги! Почему вы играете?  Убегаете от ответа?! Ответьте!

Совместно с Элизабет Айрелл

- Потому, что не вижу за вами права задавать мне вопросы, коль скоро я не знаю их причины - безмятежно отозвался Рикард, от которого не укрылось ее движение, но сам он даже не пошевельнулся - За каким лядом вам допытываться - что я за существо, что у меня в голове, что в штанах, и выпытывать мои мотивы и мысли?

Она сделала шаг навстречу.
- Не делайте вид, что ничего не поняли. Вынуждаете сказать правду? А сами?!

- Видите ли в чем дело - принц развел руки, опираясь о край столешницы, к которой прислонился - Я-то вас не допытываю. Напротив, это вы задаете мне эти вопросы в который уже раз. Следовательно, вы заинтересованы в ответе. А раз вы заинтересованы, то и условия могу диктовать вам я.
Его глаза блеснули едкими искорками, в которых было все то же сытое удовлетворение, любопытство и азарт, а ну - что сейчас выкинет мышка? И продолжил так же мягко
- Ну а коль скоро вас такая постановка дела не устраивает - дверь во-он там, думаю не заблудитесь.

Она стояла и смотрела на него. Молча. Смотрела в серые, словно сталь глаза, в которых сейчас отражалось пламя. Но помимо него, было в них и другое. Потаенное, яркое, обжигающее.
Шаг к столу. Элизабет склонилась и дунула. Все три огонька дернулись и погасли. Она повернулась к принцу. Молча. Пока глаза не привыкли к темноте достаточно, чтобы в ней можно было разобрать мужской силуэт. Еще один шаг.
- Делаете вид, что не понимаете. Хорошо, я скажу. - Еще шаг. Теперь она чувствовала его, хотя, протяни Элизабет руку, не достала бы и до его груди. - Я хочу вас понять. Хочу узнать вас. Того человека, который меня поцеловал, держа руки, прижимая к полу. Человека, что смотрел на меня живыми глазами и, хотел меня…

Сердце снова ткнулось в ребра и заколотилось, сбивая дыхание, разгоняя жар по всему телу, отозвавшись пульсирующим приливом к низу живота не только от ее близости, но и от ее слов, от тембра, который приобрел ее голос, да так, что он не смог сразу заговорить, и молчал, не то стараясь переждать эту волну, не то пытаясь понять - а стоит ли ее пережидать, раз уж… Но только вот соображалось сейчас плохо, и он резко шагнув к ней, обвил рукой ее белеющий в темноте силуэт за талию и привлек к себе, так властно и крепко, что она не могла бы не ощутить как он напряжен.
- Вот как… - голос прозвучал глухо, хрипло, совершенно по-чужому - Хотите понять. И ради этого явились сюда среди ночи, да еще в таком виде. Понять? - вторая рука скользнула по ее телу, и легла на ее грудь, слегка сжав пальцы. - Как бы не так. Вы тоже меня хотели. И хотите сейчас. - он склонился к ее лицу, так, что она ощущала на своей коже его дыхание, только вот все его тело напряглось, точно натянутая тетива.
- За-бав-но… не находите? Только со мной-то все понятно, я не евнух, не дестур и не старик. А вы? Приходите сюда. Провоцируете. Хотите, чтобы я взял вас, о даа, хотите, я не слепой. Что такое? Нездоровая страсть к уродам? Тогда чего ради вы погасили свечи? - теперь он почти рычал - Тогда, может зажечь их? А?
И он замолчал, впившись в ее губы жадным, каким-то злым поцелуем.

Она знала, что сейчас случится. Знала. Поэтому и не отпрянула, когда он притянул её к себе. Только вздрогнула. Её ладони робко легли на его грудь. Элизабет слушала. Слушала молча, горя от смущения, от злости на себя. Но, боги, что за шутки?
Вот и его ладонь накрыла её грудь, заставив глухо охнуть, по спине пробежали мурашки, а колени, боги, она едва чувствовала свои ноги. Отрезвили девушку последние слова принца, но она не взорвалась, не высказала этому нахалу все, что она думает о нем, и уж тем более, о его уродстве. Не было сейчас этого ничего. В этом сумраке. Только она, он и... поцелуй. Сердце забилось так часто, а душу, словно наполнил едва ли не детский восторг и предвкушение.
Элизабет ответила. С не меньшей горячностью. Ладони скользнули к его плечам, по его обнаженному телу, медленно, чувственно, скидывая квезот. Пальцы едва касаясь, пробежали по спине вверх, окунулись в спутанные пряди. Сжались.
Она приникла к нему так плотно, словно бы хотела раствориться в нем, в их поцелуе. Радуясь, боги, радуясь тому, что он ответил.

От ее прикосновения волоски на коже стали дыбом, пробежали мурашки по спине и плечам, горячее пробуждая желание, захлестывая с головой, от ощущения ее тела в своих объятиях, ее губ под своими губами, от сладострастных изгибов, по которым теперь, без стеснения, жадно и горячо скользили его ладони. Какая, к баргестам разница в ее мотивах, какой смысл в ее вопросах - сейчас не существовало ни вопросов ни ответов. Было только желание. Была женщина в его объятиях, женщина, которая сама искала ласк, и надо было быть старцем или покойником, чтобы не откликнуться на этот зов.
У него были женщины. Много женщин, самых разных, но, в большинстве своем - почти исключительно шлюхи разных сортов, на которых ему было совершенно наплевать, которым он платил настолько щедро, что это с лихвой окупало его уродство, и совершенно освобождало его от всего. И еще никогда не приходилось ласкать женщину, не снимая маски. Однако сейчас он о ней и не вспомнил, а даже если бы и вспомнил, то все равно не пожелал бы снимать. И вместе с прикосновениями его губ к ее шее - нежной кожи девушки касался и холодный металл маски.
А впрочем. Не все ли равно. Рикард не рассуждал больше, резко развернувшись на месте, приподнял девушку за бедра, усадил на край столешницы, и отклонил назад, скользя губами по ее коже, по шее, по ключице, сминая узкое кружево тонкой рубашки, сдвигая его все ниже и ниже. Она этого хочет? Она это получит. И, на мгновение отстранившись, он зацепил полы рубашки, и рванул вверх, стягивая ткань через ее голову, оставляя девушку полностью обнаженной, и от близости ее тела его снова бросило в жар, окончательно перекрывая какую бы то ни было способность соображать. Завтра он задастся этим вопросом снова, будет язвить самому себе, относительно причин, побудивших фрейлину королевы к такой дикой выходке, но не сейчас, когда ее тело вздрагивало под его руками, и отклоняя ее еще больше назад, касаясь губами ее груди, мягко очерчивая безупречное полукружие, он уже не думал ни о чем.

Ни к чему были слова. Да они и не собирались более произносить ни слова.
Каждое движение мужчины, находило в Элизабет отклик, каждое её - в нем. Они словно бы дополняли друг друга, заполняя пустоты, продолжали движения друг за друга. Его губы спустились вниз, к шее и ниже, оставляя на коже горячий след из поцелуев и его дыхания. Руки, ладони, пальцы, они играли с её телом, заставляя подчиняться… Отзываться на каждое, такое желанное прикосновение.
Её пальцы все еще сжимали и перебирали его волосы, крепче прижимая к себе, заставляя губы впиваться в обнаженную кожу на плечах и груди… Но когда он поднял её, когда заставил отклониться, избавился от тонкой материи, что отделяла её от него, Элизабет на миг замерла. Дыхание сбилось, словно бы от быстрого бега, высоко вздымалась грудь, а вдох… Его губы, боги… Если бы она знала раньше… Мужчина опустился ещё ниже, заставляя дрожать, вздрагивать от каждого прикосновения, от дыхания, щекочущего кожу… Она вздохнула, громко и прерывисто, не в силах более бороться с собой, сдерживать себя, провела пальцами по его плечам, по руке, обхватила его ладонь и приложила к своей груди.
- Поцелуйте меня…

Рикард едва заметно улыбнулся в темноте, снова склоняясь к ее губам. Слова - древние как мир. Жест - древний как мир. Неосознанное, потому и чудесное, и чем же оно продиктовано из века в век, среди самых разных женщин, всех времен и всех миров. Слова и жест на которые нельзя не откликнуться. Да и зачем бы было себя останавливать. Он снова целовал ее, но уже не зло, как раньше, когда поцелуй был чем-то вроде аналога пощечины, а медленно, неторопливо, глубоко, спокойно, точно впереди у них обоих была вечность, а вокруг - совершенная пустота.
А потом, поднял ее на руки, и понес в спальню. Была ли Элизабет девственницей в двадцать два года - он не знал, но не торопился, растягивая каждый момент, каждое прикосновение пальцев, ладоней и губ, снова и снова, не ожидая от нее никаких жестов, да и, собственно, не давая возможности их совершать - он попросту наслаждался ее телом, пресекая малейшую возможность отклика. Она хотела этого, покорялась каждому его движению, каждому прикосновению губ, даже ритму его дыхания, и словно бы сама раскрылась ему навстречу, так, что незримая преграда поддалась и пропустила его, когда он овладел ею, распластанной среди сбитых простыней, в густом мраке погруженной в темноту глухой ночи спальни, мраке, разбавленном лишь едва заметной полоской лунного света, вползавшей через распахнутое окно, и отсвечивающим глянцевитым блеском на его влажных плечах, белоснежной коже ее бедер, и нежных очертаниях ее тела.
Может быть, завтра он упрекнет себя за то, что взял эту девушку, всего лишь спустя каких-то несколько часов после разговора с ее братом. А может и нет. Но это будет завтра. А пока - здесь была не Элизабет Айрелл. Здесь была женщина, без имени, почти без лица, женщина, мотивов которой он не знал, и которыми собственно не особенно интересовался, женщина, которая хотела его, и получала втрое, вдесятеро больше того, чем, быть может, ожидала. Просто женщина. Чего же больше?
Ничего…

Они слились воедино там, в его спальне, посреди сбитых простыней, на ложе, освещенном мягким лунным светом.
Элизабет казалось, что все чувства её обострились до предела, каждое, даже самое нежное и невесомое прикосновение, мимолетное касание вызывало в ней волну желания, заставляя трепетать. Она отдала бы все, лишь бы продлить эти сладостные мгновения, в которых она растворилась без остатка. Отдала всю себя этому мужчине и была ему благодарна за то, что он её принял.
Её рука накрыла мужскую ладонь,медленно поднесла её к губам и поцеловала. Мягко. Потом сжала его пальцы. Словно бы желая сохраняя тепло её дыхания. Повернулась на живот, заворачиваясь в простынь и посмотрела в его глаза. Блестевшие под маской.
Маску он так и не снял. И только сейчас, Элизабет обратила на это внимание. Провела пальцами по металлу. Скользнула ниже. Потянулась и поцеловала мужчину в висок. Улыбнулась. Ни говорить, ни думать, ей не то что не хотелось, она не могла думать! Такой счастливой она себя ощущала. От того, что получила ответ на свой вопрос, от того, что оказалась права, от того, что он лежал сейчас рядом...

Рикард же, растянувшись на боку, и опираясь на ладонь упертой локтем в подушку руки, смотрел на девушку молча, без улыбки, спокойным, бесстрастным и глубоким взглядом. Лунный свет, проникавший в комнату сквозь стрельчатое окно, ложился на кровать широкой полосой, и освещал широкую рану, расползшуюся по левой стороне шеи и надплечью. Неверный серебристый свет скрадывал и ее подрытые края, обнаженные тяжи мышц, придававшие ему вид начинавшего разлагаться трупа, высвечивая жуткую язву не кроваво-багровой, а черной, точно какое-то несуразное пятно расползшееся на коже, поэтому он и не торопился ее прикрывать.
Тягучая боль в лице и шее отступила, как бывало всегда во время ли схватки или после ночи с красивой женщиной, и он наслаждался мгновениями ее полного отсутствия, но знал, что скоро она вернется. А пока... пока, рядом была она, и он понятия не имел, что с ней делать дальше. Собственно, даже не задавался этим вопросом.
Он не отнял руки, которую она поднесла к губам, но, когда выпустила - не ответил лаской в ответ. Этот нежный жест мог бы смутить его, будь он в принципе способен ощущать такое чувство, как смущение. Вместо этого ему было немного грустно, немного смешно, а в общем...
Никак.
Только вот этот жест сказал ему куда больше, чем ее слова, и ее поведение. Поддаться страсти можно и без привязанности, физическая близость подчас творит непредсказуемые дела. Но вот это... Это был жест не просто нежный. Это был жест любящего человека. И от этого и было и грустно и смешно, от иронии судьбы, у которой такое нелепое чувство юмора.
Интересно, чего она ждет? Ответной нежности? Каких-то признаний? Каких-то слов, которые будут для нее свидетельством того, что она для него что-то значит? Интересно, чего? И любопытно, как поступит?
И он не произнес ничего, продолжая наблюдать за ней, без единого звука, без единого движения.

Тишина…
Казалось, что если задержать дыхание, то можно услышать, как бьётся его сердце или стучит жилка на искалеченной шее. Элизабет оторвала взгляд от темных глаз, сейчас, казавшихся темнее ночного неба и перевела на шею, но тут же отвела. Не столько потому, что стало дурно, сколько потому, что не хотелось лишний раз напоминать принцу о его болезни. Маска… Он так её не снял. По коже мороз пробежал от воспоминания о том, что скрывалось за этим куском металла. Разве возможно, жить с подобным увечьем? А боль… Ему ведь было больно. Невозможно не испытывать боль…
Он молча смотрел на нее, ожидая не то каких-то слов, не то продолжения или, может… Элизабет повернулась, ещё плотнее закутавшись в простынь, точно в кокон, села. Склонилась над мужчиной, щекоча его плечи и грудь распущенными прядями. Она получила ответ на свой вопрос. Большего не нужно. Не сейчас. Возможно, позже. Её губы нежно, почти невесомо коснулись его - благодаря, ладонь провела по плечу, выше, ласково пробежали по здоровой половине лица пальцы, зарылись в его волосы. Элизабет медленно отстранилась. Наслаждаясь каждым мигом близости, его теплом, дыханием. Счастливо улыбнувшись, она опустила босые ноги на пол, встала, поддерживая простынь рукой у груди.  Лунный свет падал сейчас на её тёмную фигуру, освещая девушку мягким серебристым светом, очерчивая каждый контур, каждую складку на ткани. Элизабет улыбнулась вновь. Таинственно, лишь уголками губ, разжала ладонь и ткань заструилась вниз по ее телу, с тихим шелестом оседая на пол.

Рикард не шевельнулся. Не отстранился от ее ласковых прикосновений, хотя и хотелось, поскольку считал эти нежности сейчас совершенно излишними. Каждое ее движение, ее улыбка, говорили о том, что казалось ему в принципе вещью совершенно невозможной. И тем не менее - вот она. Без слов было ясно, что эта девушка не просто так то и дело попадалась ему на пути, что не просто так прибежала за помощью именно к нему, не просто так отдалась ему так легко. Будь все это лишь результатом обдуманных действий, да хоть той же "платой" за избавление от Хвама - он вполне бы это понял. Но... нежность? Что это получается, что она... влюблена? Выходит так оно и есть. Что там ею движет - желание заполучить трофей, который никому не доставался, или же какая-то извращенная страсть к уродам - он не знал, да и не пытался докапываться до подоплеки.
Какая, однако, ирония.
Рикард не шевельнулся, не сделал ни единого движения ей навстречу, не ответил и на ласку. У девушки могло возникнуть ощущение, что она дотрагивается до каменной статуи, но пристальный взгляд следил за нею неотступно, словно статуи научились смотреть человеческими глазами.

Тишина…
Она все сказала за него. Элизабет медленно прошла в кабинет, где на полу, у стола нашарила тонкую ткань рубашки. Шустро нырнула в нее, подобрала плащ. Свечей она не зажигала, да и о своей забыла. Накинула на плечи плащ, щелкнула застежкой.
Не нужны были слова. Он уже все сказал. Сказали его губы, его руки, пальцы, сказало его тело, его глаза… Живые глаза.
Дверь отворилась почти бесшумно, лишь лязгнул засов, выпуская её из покоев принца Рикарда.
Капюшон скрыл лицо девушки, и никто так и не узнал, что за призрак бродил по замку этой ночью.

Рикард не встал проводить ее, и ничего не сказал. Лишь после того, как дверь закрылась - поднялся с кровати, тщательно задвинул засов - процедура, которую он неусыпно повторял каждую ночь, не столько потому, что боялся, как бы к нему не вошли и не застали спящим и беззащитным, но для того, чтобы слуги, или оруженосец, или мало ли кого там может принести поутру - не увидели бы его без маски. Немного постоял у окна, пожал плечами каким-то своим мыслям, потом снял маску, и вернулся в кровать. И через несколько минут уже спал, закинув голову за руку, не задаваясь никакими вопросами и не терзаясь никакими чувствами.

----- Эпизод завершен -----