Месяц Цветения, 1254 год. Чёрный ворон, весь я твой... 

Дата, время: Месяц Цветения, 1254 год
Место действия: крепость Ольстейн
Участники: Джерард Бьято, Кора
Предыстория/суть темы: Приехав в крепость, чтобы передать дела новому коменданту, Джерард вместо этого ушел в беспробудный запой. Употребление аспарского табака ситуацию значительно усугубило. Бывший леркер и новоиспеченный герцог Бьято превратился в нечто дикое и слабоумное, и шансов вернуться в нормальное состояние у него с каждым днем все меньше. Захочет ли Кора вырвать Джерарда из цепких лап запоя и аспарского дурмана, а если захочет, то получится ли это у нее? Увидим...

За узким окном комнаты Джерарда, уже бывшей, но все еще не освобожденной, бушевала весна. Жизнь интенсивно пробуждалась после долгой зимней спячки. Истосковавшись по теплу и солнцу, везде, где только возможно, пробивались тщедушные цветочки: бледно-желтые, светло-голубые, нежно-розовые - и тянулись все выше и выше, раскрывая свои полупрозрачные лепестки. На месте зимней грязи расстилались зеленые ковры травы, на деревьях набухали и лопались почки, птицы орали брачные песни и вовсю мастерили гнезда. Две ласточки решили обосноваться прямо над окном комнаты бывшего леркера Беллонийской леркары, ныне герцога Ланского, Джерарда Бьято.
Трудолюбиво и хлопотливо две крошечные пичужки за день умудрились построить вполне приличное жилище, и теперь возились там, попискивая от гордости, устраиваясь на ночь.
Если бы птахам пришло в голову заглянуть в окно и посмотреть, что творится в комнате Джерарда, бедняжки пришли бы в такой ужас, что, скорее всего, тут же выпали бы из своего гнезда.
Потому что в комнате царила такая разруха, грязь и вонь, словно в каком-нибудь притоне самого низкого пошиба.
Разбросанные вещи, разорванные бумаги, торчащие из стен ножи, обломки, бывшие совсем недавно стулом, глиняные черепки, засохшие остатки еды - первое, что бросалось в глаза. Далее взгляд более-менее привыкал, и начинали вырисовываться более мелкие детали.
Курительные трубки. Они были повсюду. Одна даже слабо дымилась, распространяя вокруг себя странный, сладковатый и терпкий запах. Ошметки табака, ровным слоем покрывающие большую часть постели, на которой спал Джерард.
От прежнего Джерарда в нем мало что осталось. Исхудавший, с отросшей бородой, невозможно грязный, с волосами, сбившимися в какой-то невообразимый колтун, Джерард сейчас больше напоминал беглого каторжника, чем герцога.
К счастью ласточек, им совершенно не было никакого дела до внутренностей комнаты, над окном которой они поселились. Возбужденно чирикая, ласточки готовили постельку для будущих яиц. Их чириканье, в конце концов, разбудило бывшего леркера.
Джерард ненавидел просыпаться. В тот момент, когда он только открывал глаза и видел солнечные пятна, золотящие бардак в его комнате, он находился еще в том счастливом времени, когда Генрих и его жена были живы. Но стоило сознанию проснуться окончательно, как Джерард погружался в кошмар.
Генриха больше не было. Изабель казнили. Ланс осиротел. Хайстрен опустел навсегда.
Почему-то больнее всего было думать о Хайстрене без Генриха. Брат казался неотъемлемой частью замка и его садов. Несправедливо, что Генрих умер, а замок остался. Он должен был исчезнуть со смертью своего хозяина. Как войти в замок, в котором больше нет Генриха? Как ходить по комнатам, в которые больше никогда не войдет брат? Какой смысл в садах - теперь, когда Генрих не может любоваться их великолепием?
Брат... такой мудрый, такой понимающий, такой дальновидный и предусмотрительный... как вышло, что тебя окрутила проклятая ведьма?
- Тварь! - крикнул Джерард и запустил в чирикающее окно оказавшейся под рукой кружкой.
Кружка раскололась о стену рядом с окном. Чириканье не прекратилось.
- Тебе повезло, что ты сдохла... - пробормотал Джерард, поднимаясь и оглядываясь в поисках вина. Вчера оставалось несколько кувшинов... нога попала в какую-то липкую лужу. Ага, вот оно. Разлито.
Изабель в самом деле повезло, что ее казнили. Иначе Джерард собственноручно свернул бы ей шею. Дрянь, а не баба, мало того, что подбила брата на мятеж, так еще и убила его... дрянь... он же любил ее по-настоящему... он же был так счастлив...
- Вина! - взревел Джерард, обхватывая руками голову. Мысли лезут и лезут, одна страшнее другой - о брате, о мести, которую уже не осуществить, об одиночестве, об опустевшем Хайстрене, о бессмысленности жизни, об окончании его воинской службы... пить. Скорее пить, чтобы уснуть и забыть. До следующего жестокого пробуждения.
- Милорд... там вас просят принять... там к вам... - в дверь вместо вина сунулся один из самых смелых офицеров.
- Ах ты паршивец, я что тебе сказал?! - вскрикнул Джер, хватая Бревиар. - Вина, живо! А не то я вспорю тебе живот!
Офицер скрылся, а через несколько минут в дверь всунулся кувшин с вином и поднос, на котором чья-то заботливая рука разложила хлеб, жареную курицу, свежую зелень, желтоватые ломти сыра и несколько слегка сморщенных яблок. Кувшин Джер тут же схватил и с жадностью приник к горлышку, а, утолив жажду, поддел поднос ногой.
- Я просил вина! - прокричал он, но уже без прежней злобы, но все еще с раздражением. - Тащи еще три таких кувшина! И огня!
Наступив на курицу, Джерард выругался, вытер босую ступню о валявшийся на полу плащ, упал на кровать и допил вино. Опустевший кувшин он, тщательно прицелившись, бросил в окно. На сей раз попал. Жалобно зазвенело дорогое аспарское стекло, мастерски вставленное когда-то в рамы, и осыпалось на пол с обреченным шелестом вместе с обломками кувшина.
Дверь снова приоткрылась, появился солдат, державший горящую лучину. За ним шел другой, с тремя кувшинами на подносе. Рядом с кувшинами лежала трубка, что было очень кстати - Джер все время куда-то терял свои трубки.
Мешок с аспарским табаком наполовину опустел, но, к счастью, у Джера было еще достаточно этого волшебного зелья. Набивая трубку, Бьято вдруг осознал, что он в комнате все еще не один.
- Ну? - поинтересовался он у солдат, которые, стоя у самой двери, подталкивали один другого, явно пытаясь завязать с бывшим леркером какой-то разговор, но не решаясь это сделать.
- Милорд... там спрашивают... вы когда съезжать будете? - хриплым голосом проговорил, наконец, один.
Первая затяжка - всегда самая приятная. Дым обволакивает небо, клубится и крутится внутри тебя, а потом вырывается наружу резвым облачком, оставляя во рту сладковатое послевкусие. Разум начинает слегка затуманиваться, и это невероятно приятно.
Джер выпустил дым и рассеянно переспросил:
- Чего?
- Новый комендант... он...
Договорить солдат не успел. Джер отшвырнул трубку, подскочил к нему и врезал кулаком прямо в челюсть.
- Вон пошел! - крик Джерарда напоминал рычание раненого зверя. - Вон! Не желаю ничего слышать!
Солдат как ветром сдуло. Им вслед неслись ругательства и грохот.
- Совсем ума лишился, - говорили в Ольстейне. - Закрылся в башне, пьет, курит свою аспарскую отраву, при малейшей попытке напомнить, что пора бы и честь знать - дерется и орет. И что вот с ним делать?
Ситуация была и правда безвыходная. С одной стороны, все обитатели Ольстейна любили Джерарда и искренне жалели его после всего, что случилось. С другой - жизнь-то продолжается, прибыл новый комендант, и уже с дюжину дней ютится в таверне, ожидая, когда же можно будет занять причитающееся ему по праву место. А Джерард пьет, и выходить из башни, по-видимому, не собирается. Силой выводить - дураков нет. Во-первых, применять силу к своему коменданту, пусть бывшему, никому не хотелось. А во-вторых, рука у Джерарда была по-прежнему тяжелой, и многие уже испытали это на собственном опыте.
Написать письмо в Аллантар, и пусть там разбираются? Очень этого не хотелось, но, похоже, наступал тот момент, когда иного выхода попросту не останется. И Джерарда Бьято объявят сумасшедшим и запрут где-нибудь в глуши... Нет, ни у кого не поднималась рука подписать своему леркеру, бывшему леркеру, этот приговор.
А время шло, и каждый прожитый день лишал надежды, что Джерард опомнится, даже самых стойких...

- ... целыми днями. И пьет, пьет... и отраву эту свою курит, да так, что даже караульные к концу поста на головокружение жаловаться начинают. - невысокий, полноватый, лысеющий человечек, держал глиняную кружку в обеих руках, и сидел на широком и высоком сундуке, поставив ноги на низенькую скамеечку. - Бранится спасу нету, ничего слушать не желает. Попали мы, как кур в ощип.
- Да ты пей, дядюшка, Броль, пей - Кора толкла в ступке целый пучок сухих корешков, и мерное постукивание пестика явно действовало на нервы и без того расстроенному гостю. Тот отхлебнул, вздохнул, снова отпил, и заглянул в кружку
- Это чего такое? Липовый цвет?
- Прошлогодний. И ромашка -молодая женщина кивнула, не оборачиваясь, и не прерывая своего занятия. Тяжелый пестик стучал с ритмичностью дятла.  - Ты, дядюшка Броль пей да успокойся. А то, глядишь, сам сляжешь, кто ж тогда орлов твоих пользовать будет?
- Ты и будешь - буркнул лекарь, но чай все-таки пить продолжил, мелкими глоточками. - Шиль небось после прошлого раза и не почешется. До сих пор злится?
- Да нет. - Кора перемешала содержимое ступки и, найдя, что оно все еще недостаточно тонко размолото, застучала снова - Ну поворчал с месяц, да и забыл. У него и других дел хватает.

Это была чистая правда. С той поры минуло уже месяца три и старый деревенский лекарь больше не поминал своего ольстейнского коллегу, благо с весной началась горячая пора сбора и заготовки растений. Да и после того, как открыли вновь переправу на Тиссе, через деревню вновь потянулись обозы торговцев и путешественников, проезжавших из Беллонии в Ланс, да в таком количестве, от которого за зимние месяцы блокады Ланса в деревне успели отвыкнуть. Знамо дело - чем больше проезжающих, тем прибыльнее дела в трактирах и лавках, тем больше сбыт у рыбаков, да и у прочих деревенских достаток прибавился. Гостиниц-то в деревне не было, вот и пускали проезжающих на ночной постой, за звонкую монетку, разумеется. Ну а лекарю, как следствие, тоже работа - если кто из проезжающих хвор, али перепил. Да и девки трактирные (а то и просто деревенские) за лунным чаем зачастили, благо дестурами ни торговцы ни их охрана никогда не бывали и развлечений с местными красотками не чурались. Немудрено, что позабыл старик о давнем инциденте. Да и инцидент-то, если разобраться, гроша выеденного не стоил. В один дней, в начале зимы, когда Кора еще безвылазно сидела в Ольстейне, выхаживая заболевшего леркера, вздумалось рыжей Рилаше, дочери местного старосты, рожать посередь ночи. Бабка повивальная еще в запрошлом году померла, старик Шиль болел, и пришлось звать к ее, с позволения сказать, одру ольстейнского лекаря. А дядюшка Броль, как именовала его Кора, хоть и был весьма знающ во всем, что касалось ран и травм, сломанных и вывихнутых костей и прочих невзгод солдатской жизни, роды в жизни своей принимал от силы раза два, да и те годов этак двадцать назад. Принять - то он их, конечно, принял, куда ж было деваться, но при этом умудрился ребеночку ручку сломать аж в двух местах, за что старым Шилем, когда тот узнал о случившемся, был клеймен криворуким недоучкой. Воды с тех пор утекло немало, да и ребеночек оправился вполне, и ручка, хоть и кривовата осталась, но срослась на диво быстро. Так что Шиль уже и вспоминать об этом забыл, поглощенный текущими делами, тем более, что и здоровье его с весной пошло на поправку.

А вот Кора вспоминала, и вспоминала часто. Не Бролев ляп, разумеется, а те дни и ночи, что проводила она в Ольстейне. Восторженной девицей, склонной к романтическим фантазиям, она в жизни своей не была, прекрасно знала, как устроен мир, и иллюзий никаких не питала, несморя ни на тот поцелуй, ни на кое-какие взгляды, по которым уже давно научилась ловить на себе интерес мужчин. Так что ее высокородный пациент должен был кануть в прошлое как и многие до него, а вот нет. Зацепился чем-то, да и остался в душе, вызывая время от времени то улыбку в пустоту, когда вдруг, к месту или нет, вспоминались их словесные перепалки, то досадливо наморщенные складки на носу, от воспоминаний об его упрямстве, то и вовсе неприкрытый смех, когда припоминался их вояж к уборной или то, как выглядел леркер, в облачении одной только мыльной пены. Да поток ледяной воды из ведра, смывший сие, с позволения сказать, воздушное одеяние. Нет, конечно ни надежд ни иллюзий и быть не могло. Да и не скучала она. Только вот когда воспоминания о каком-либо человеке вызывают столь яркие и согревающие эмоции спустя несколько месяцев - тут и мудрецом быть не надо, чтобы догадаться что человек-то не совсем мимо души прошел, и то, что недосягаем даже мысленно - ну так так тому и быть.

И кто ж мог подумать, что однажды дядюшка Броль вновь появится, как случилось леркеру захворать. Бывшему леркеру, если быть точной, но это особой роли не играет. Вот он и появился. И хоть пока ни о чем не просил, но и слепому ясно было, что попросит помочь. Впрочем, понятно было почему - знания у Броля были хоть и глубоки вглубь, да ограничены вширь, и он, виртуозно справлявшийся с любыми ранами и повреждениями как солдат, так и деревенских, травником, тем временем, был от слова никаким, и во всем, что касалось лечения без помощи ножа оказывался беспомощен. Как, вот сейчас. Запой-то, как известно ни ножом ни щипцами не лечится. Да и укур "волшебным" табачком - тем более.
Вот и сидел дядюшка Броль на сундуке, пока Кора толокла сухой солодочный корень, и жаловался на жизнь. Точнее на бывшего леркера Джерарда, коий эту самую жизнь ольстейнскому лекарю изрядно усложнил. Кора слушала да сочувствовала, поддакивая в нужных местах, тем временем орудуя песиком и нежась в лучах яркого весеннего солнышка, проникающего в комнатку через открытое, по случаю хорошей погоды, забранное пузырем окно. И ждала. Ведь и бохану пьяному ясно, что пришел не просто так пожаловаться, а с просьбой о помощи, так что улыбалась про себя и ожидала - как Броль об этом заговорит
- Слушай, Кора - нда, ждать лекарь себя не заставил, заговорил почти тут же, разве что интонации еще более неуверенными стали - Так может травы какие есть? Чтобы, значит, голову ему прояснить. Страшно, спасу нет, ведь тому уже сколько дней, а все только хуже становится. Ума не приложу, что с ним делать

- А какого ляда твои орлы ему выпивку-то таскают? - укорила Кора, переставшая толочь, и тщательно изучавшая уже толстый слой мелко-мелко истолченноо порошка, поглядела вбок, на своего гостя - Он же не из воздуха пойло  достает, да и в комнатенке его приличную бочку не спрячешь. Значит свои и дают. Перестаньше его поить, вот и не будет.
- Так бранится он. Да как бранится. Грозится кишки выпустить, за меч хватается, совсем бешеный стал. Подойти страшно, на лбу написано что не подспустит. Любого другого скрутить бы, да водой из колодца отливать, пока в себя не придет, но...
- Чего "но"? - Кора тщательно обтерла подошву пестика об край ступки и осторожно водрузила его на блюдечко, стоймя.
- Ну так он же столько лет нам начальником был. Хорошим. - Броль в досаде стукнул опустевшей кружкой по коленям -  Жалко его! Да и ситуация у него сейчас тяжелая, ведь не с хорошей жизни так с разума слетел. С семьей-его то что приключилось, поди знаешь.
Кора неопределенно пожала плечами. Слухи ходили разные, поди разберись какие правдивы, точных сведений в их захолустье взять было неокуда. Впрочем, и того, что болтали, хватало, чтобы представить, что Джерарду и впрямь несладко.
- К тому же хоть и сбрендил а все он теперь же герцог Ланский. С такой особой как с обычным новобранцем не управишься. И чего с ним делать теперь, как вывести - всю голову уже сломал. Так есть у тебя что? Травки какие?
- Травки-то есть, и немало, да чтоб человека из запоя такого вывести он сам захотеть того должен - "утешила" лекаря молодая женщина и принялась аккуратно ссыпать порошок из ступки по заранее приготовленным пергаментным пакетикам. - Ты, дядюшка Броль, мне вот чего скажи, эта хрень аспарская, которую он, говоришь, смолит без продыху, она где хранится?
- Дык в комнате его. - лекарь приуныл от ее сообщения и оттого теперь казался еще меньше ростом. Мясистый нос меж пухлых щек как будто обвис.
- Та-а-ак... - повисла тишина, лишь шуршал пересыпаемый порошок, да пергамент, когда Кора тщательно загибала в три оборота кромки заполненных пакетиков. Наконец, последние крупицы были пересыпаны, и, пересчитав пакетики, она принялась складывать их в корзинку, чтобы отнести в темную прохладную хорошо проветриваемую комнату, где хранились заготовки для зелий. Вернулась оттуда с керамической баклажкой, в которой что-то плескалось, и с озорным блеском в глазах, коий свидетельствовал о некоей идее.
- Ты вот что, когда в следующий раз запросит он пить, плесни ему в вино вот это вот зельице. Да бери, не бойся. Сон-трава это всего лишь.
Броль засомневался, поглядел, взял осторожно.
- А выпьет? Она ж поди гадкая на вкус, как выпьет так выплюнет.
- Не выплюнет. На браге настояна, вино ток крепче сделается, выпьет как миленький. К тому ж ему после стольких дней запоя все вкусы до одного места быть должны.
- Н-ну... ладно? А потом чего? Да и зачем его усыплять? Он ведь то и делает что только спит, пьет да буйствует.
- А потом уж моя забота - Кора прищурилась с заговорщической улыбкой - Ты только пошли меня известить, как кувшин с зельем ему отправишь. Приду, погляжу на него, пока спать будет. Может и придумаем чего.

Броль ушел, хоть и пребывал в сомнениях, но все же хоть с какой-то надеждой переложить свою ответственность за бывшего леркера на кого-нибудь другого. А Кора, все так же улыбаясь с видом проказницы, замыслившей очередную каверзу, отправилась в дровяной сарай. Вернулась оттуда с несколькими сухими, черными кругами, похожими не то на зачерствевшие лепешки не то на загнившие и высохшие поперечные срезы какого-то молодого деревца. Аккуратно разложила принесенное на подстеленной на столе тряпице, разломала первую из "лепешек" на части, покидала их в ступку и принялась тщательно ее толочь, то и дело улыбаясь своим мыслям.  

-

- Ну, чего там? - Конрад вытянул шею и прислушался к происходящему за закрытой дверью комнаты бывшего леркера. После недавнего грохота воцарилась странная тишина.
- Кажись, уснул... - неуверенно протянул Робин, второй караульный. Сегодня вечером тягостная миссия дежурить у комнаты Джерарда Бьято выпала именно им, и оба считали минуты до окончания своего дежурства, с опаской слушая доносившиеся из-за двери звуки.
- А каким он был, помнишь? - вздохнул Конрад. - Все это зелье проклятое. Говорят, эту траву выращивают тролли...
- Чушь не неси, откуда в Аспарии тролли? - скривился Робин. - У них там своей нечисти полно. И зачем только они гадость эту к нам везут?
- Так за деньги, - Конрад презрительно посмотрел на собеседника. - Жуть какая дорогая эта трава. Попробовать бы, хоть узнать, за что ее наш леркер так любит...
- Во дурак, - покачал головой Робин. - Раз попробуешь - таким же станешь. Только с тобой возиться, как с ним, никто не станет - выкинут в канаву, и подыхай там.
- Что?! - спор грозил перейти в драку, но вдруг оба спорщика умолкли и настороженно принюхались.
- Чуешь? - спросил Робин, встревоженно глядя на Конрада.
- Ага, - тот кивнул и придвинулся к двери. - Дымом тянет. Оттуда, точно...
Оба, не сговариваясь, ломанулись в двери - к счастью, она оказалась не заперта. И застыли на пороге, наблюдая более чем странную картину: Джерард, в одних брэйлах, восседал на полу, скрестив ноги, и с задумчивым видом покуривал свою трубку, взирая затуманенным взглядом на весело разгоравшийся перед ним костер, который, очевидно, сам соорудил из всего, что попалось ему под руку. В костре, кроме деревяшек, виднелось несколько трубок, какие-то тряпки и прочая дребедень.
- Ми... милорд! - пораженно выговорил Робин, - Это вы зачем?
- Был приказ - разбить лагерь и ждать указаний, ты что, не слышал, разгильдяй? - медленно проговорил Джерард, не поворачиваясь в его сторону и не меняя позы. - Логрийцы уже близко, завтра мы продолжим поход. А сегодня всем нужно отогреться и отоспаться. Ложитесь, орлы, я вас покараулю!
- Милорд, вы же так сожжете... - начал было Конрад, но Робин на него шикнул и метнулся в угол, где всегда стоял таз с водой для умывания.
- Да-да, милорд, благодарю вас, мы так и сделаем, - скороговоркой проговорил он, схватил таз, в котором плескалась вода далеко не первой, и даже не второй, свежести, и выплеснул ее на Джерардов костер. Пламя тут же погасло с обиженным шипением, и над мокрыми полуобгоревшими деревяшками заструился белесый дымок.
- Ты что творишь, гад? - взревел Джер, разом переходя от блаженно-созерцательного состояния к бешено-свирепому, подорвался со своего места и, схватив Робина за шиворот, принялся неистово трясти, приговаривая: "Я тебя научу уважению к твоему леркеру!" - после чего перехватил бедолагу за шею и принялся душить.
- Ми-милорд, там... там логрийцы! - выпалил Конрад в отчаянной попытке отвлечь безумца и спасти товарища от удушения. Его расчет оправдался - Джерард тотчас выпустил закашлявшегося Робина.
- Где? Сколько? Ты их видишь? Тогда в атаку! - подхватив свой меч, Джерард ринулся к окну и непременно выпал бы из него, не подоспей Конрад к нему со спины. Солдат обхватил исхудавшего Джера за плечи и попытался оттащить от окна.
- Стойте, куда ж вас несет... вот беда-то... - пыхтел он, не понимая, откуда в этом отощавшем теле берется столько силы. - Робин, мать твою, помоги мне...
Робин, потирая горло, уже звонил в тревожный колокольчик. Вскоре раздался топот ног, и вбежало подкрепление.
- Что, опять? - на этот вопрос ответа не требовалось, и так было понятно, что бывший леркер снова чудит.
- Милорд, атака отбита, давайте отдохнем, - уговаривал Конрад Джерарда, но бывший леркер угоманиваться не желал. С диким криком он вывернулся из Конрадовых рук и, размахивая Бревиаром, двинулся на сбежавшихся солдат.
- Так вы изменники? Лазутчики? Всех покромсаю!
Несмотря на то, что Джерард выглядел более чем комично: заросший, тощий, босой, с косматой шевелюрой, практически раздетый, но с воинственно встопорщившимися усами и горящими глазами - никому и в голову не пришло смеяться.
- Милорд, вы только взгляните, что мы вам принесли! - из-за спин пятившихся к выходу солдат выскользнул невысокий плотненький человечек с подносом, на котором красовались кувшин вина и кружка.
- О, кстати! - в мутных глазах Джерарда промелькнул слабый проблеск, и он опустил меч. Человечек незаметно помахал рукой солдатам - мол, проваливайте - и они не замедлили воспользоваться затишьем. Пока Джерард смаковал вино, солдаты по одному выбирались от его глаз подальше - в коридор. В конце концов в комнате остались только Джерард и тот, кто принес вино.
- Я оставлю это, милорд, а если вам понадобится еще, вы только скажите, - осторожно ставя поднос на пол, проговорил человечек и, не сводя с Джерарда глаз, принялся отступать к двери.
- Иди и принеси мне еще два раза по столько! - скомандовал Джерард, игнорируя кружку и приникая к кувшину с такой жадностью, словно несколько дней ничего не пил. Вино пролилось через край кувшина и заструилось по подбородку и груди Джера. Человечек невольно поморщился - бывший леркер сейчас ничем не отличался от какого-нибудь трактирного забулдыги - но тут же изобразил угодливую гримасу и скользнул ужом за двери.
- Сегодня что? - обреченно спросил он у двух оставшихся на карауле солдат.
- Огонь зажег. Костер. В поход на логрийцев направился, - вздохнул Робин.
- Хорошо еще, про Битву у Кораблей не вспомнил, - вставил Конрад. - Если бы мы запах не почуяли - сгорел бы к фахановой матери.
- Понятно, - погрустнел человечек. - Я еще сейчас ему вина принесу. Пусть пьет. Как выпьет - должен заснуть. Вы уж проследите, чтоб он пока пьет больше ничего тут не пожег, хорошо?
- Мы-то проследим... - Конрад потер зудящую после объятий с Джерардом руку.
- Если сами живы останемся, - мрачно пошутил Робин, почесывая шею.
К их немалому удивлению, через несколько минут Джерард Бьято и в самом деле заснул. Когда они, обеспокоенные слишком долгим затишьем, что было так же опасно, как и грохот, заглянули в комнату, бывший леркер спал, лежа поперек кровати и трогательно прижимая к себе правой рукой свой меч, а левой - пустой кувшин.

- И как? Спит? - на фоне угрюмых, встревоженных и раздраженных всей этой дикой ситуацией солдат, Кора казалась явлением столь же неуместным, как вопли свадебных дудок посреди похорон. Мало того, что явилась в ярко-алом платье, немилосердно подчеркивающим контраст пышной груди и тонкой талии, так еще и сияла как только что отчеканенный золотой авер, мало что не пуская при этом солнечных зайчиков по стенам самой ослепительной из своих улыбок. Можно было подумать, что сон запившего бывшего леркера - самое, что ни на есть, лучезарное событие в ее жизни. Потому и отвечали ей угрюмо, в противовес тому, что обычно-то встречали улыбочками да прибаутками, и провожали вполне красноречивыми взглядами.
- Спит. А ты чего тут?
- А ничего. Дверь-то открой, балда столбовая, не видишь, руки заняты. - молодая женщина нахально ткнула караульного под локоть неглубокой, но широкой плетеной корзинкой, которую держала перед собой. Содержимое корзинки, накрытое чистой тряпицей подозрительно позвякивало и шуршало. Двое вояк переглянулись с видом полнейшей растерянности. Нет, конечно, Кору хорошо знали в Ольстейне, да и в те дни, вначале зимы, когда она проводила тут достаточно много времени, относиться привыкли как к явлению имеющему право быть в крепости "своим", но вот так вот, явиться ни с того ни с сего, да еще прямиком к дверям главной головной боли всей крепости, и как ни в чем ни бывало требовать, чтобы ей еще и двери открыли? Вот и переглядывались парни, пытаясь понять, что это такое - некая запредельная наглость и девица с какой-то радости ополоумела, или она все-таки по праву здесь, и это у них с головами не все в порядке, что как-то умудрились про это одновременно забыть. И, что удивительно, поскольку она не просила, а именно требовала, причем как чего-то само собой разумеющегося, один из вояк все-таки взялся за ручку, а второй озадаченно чесал в затылке.
Позади послышались торопливые шаги, и на крошечную площадку перед дверью, отдышливо пыхтя взобрался Броль, и, держась за грудь облегченно выдохнул.
- Уже? Ух, хорошо, а то боялся не успеешь. Кто его ведает, долго ли спать будет.
- Сколько ни будет, а все хорошо - оптимистично отозвалась Кора, и вскинув бровь поглядела на солдат, дескать, чего стоим, кого ждем. Служивый спешно отворил, заключив, по-видимому из слов лекаря, что травница сюда и вправду звана, а не явилась по собственному самочинию.

- Ух!
Знакомая комната пахнула таким крепким ароматом пролитого вина, приторного, впитавшегося во все поверхности дурмана, попортившихся пищевых остатков, кислого пота и грязного белья, что у нее аж глаза заслезились по-первости. Благо хоть чья-то добрая душа, очевидно, оставила приоткрытым окно, не то сей благоуханный дух и вовсе зашибить мог, если не до смерти, то, по меньшей мере, до вывернутого наизнанку желудка. Впрочем, через пару вдохов она вполне освоилась, благо, уж ей-то было не привыкать. Да еще и, приглядевшись, поняла, что благодарить некого, оконная рама приветливо зияла пустотой и зазубренными остатками выбитого стекла, оставшимися в раме. Пожалуй не будь такой вентиляции, новоиспеченный герцог бы очень скоро избавил Ольстейн от хлопот о своей персоне, попросту задохнувшись в собственных ароматах. Хоть "Дом Цветов" и был вполне себе респектабельным заведением, но как пахнет в дешевых кабаках и борделях Кора знала не понаслышке, так что запашок ее не смутил. Наоборот, впору было заулыбаться от такого ностальгического привета из самых черных дней ее ранней юности. Если Боль и ожидал гримасы ужаса и приступа тошноты у гостьи, ему пришлось сильно разочароваться - Кора заулыбалась еще шире, и оглядывалась по сторонам с явным интересом. Особое любопытство привлекли ясные следы недавнего кострища, прямо на полу, обгорелые чубуки, мусор, куриная кость, торчащая из-под свалившегося на пол с опрокинутого табурета умывального таза, и особенно осколки у окна. Не поленилась, подняла несколько из них, осмотрела с интересом, и в корзинку припрятала. Все же
не пузырь, и не слюда даже, а всамделишное аспарское стекло, а это не хер собачий, а драгоценность невиданная по деревенским меркам.
Не меньшее любопытство вызвал и сам Джерард, сладко сопевший в обнимку с мечом и кувшином. Кора скорчила гримаску. Ну не болван, спрашивается? С женщиной бы так лежал что ли, если уж приспичило с кем-то пообниматься, а то, нате вам, меч. А ну как порежется? Массивная рукоять, торчащая из-под согнутого локтя спящего, доверия не внушала, оружие похоже вполне серьезное. Подходить ближе, впрочем, желания не возникло. Окромя того, что он зарос и исхудал, так еще, судя по запахам и обстановке, еще и не мылся пес знает сколько времени. Отмыть бы его, да не сейчас. Будить его уж совершенно не хотелось. Успеется.
Броль смотрел встревоженно и выжидающе, но пояснять ему Кора ничего не стала, а попросту выставила его за дверь, поставила свою корзинку на стол, слегка потеснив опрокинутую чарку и сиротливо свисающую с края перчатку. Снова огляделась, и принялась методично обыскивать комнату, благо, со времен своих долгих бдений здесь изучила ее очень хорошо, и примерно представляла, где можно заныкать мешочки с дурманным табаком. Долгих трудов ей это не составило, благо, Джерарду очевидно и не было необходимости что-либо ныкать, ведь в собственной комнате в бывшей своей вотчине он совершенно мог не опасаться никаких обысков, и не имел причин от кого-либо таиться. Один мешочек, уже наполовину пустой, нашелся в изголовье кровати, второй, полный и тщательно затянутый тесемками лежал в перевернутом гребнем вниз шлеме на полу, третий, тоже полный, обнаружился под кроватью, вместе с левым сапогом. Правый валялся в углу, придавив еще один мешочек, с характерным запахом, но совершенно пустой, и еще два опустевших мешочка валялись в углу, меж плетеной корзиной непонятного Коре назначения и пробитым ножом ведром. Нож явно пытались выдрать, но попытка не увенчалась успехом, половинка расколотой надвое рукояти валялась тут же.
Однако!
Не теряя времени даром, Кора собрала мешочки, в которых сухо шелестело дурманящее зелье, постаравшись запомнить точное местонахождение каждого, и расположение его относительно других предметов. Вернулась к столу, бесцеремонно сдвинула локтем кучу мусора, чтобы освободить себе свободу действий, разложила кисеты, и сняв тряпицу с корзинки, в которой обнаружилось несколько глубоких мисок и две здоровенные фляги, принялась колдовать.
Колдовство состояло в следующем - она пересыпала все содержимое мешочка в одну миску, потом отсыпала половину его в другую. Потом, из первой фляги досыпала в первую миску какого-то странного порошка невнятного бурого цвета, причем досыпала ровно столько, сколько отсыпала из нее, первоначально, табаку. А после, тщательно перемешивала получившуюся смесь, и, свернув воронку из первого попавшегося клочка пергамента, аккуратно ссыпала ее обратно в мешочек. После чего повторяла ту же процедуру еще дважды, с обоими оставшимися мешочками.
В результате, перед ней стояли три миски, с отсыпанным из кисетов дурманным табаком, и лежали три кисета, в которых табак был равномерно и тщательно перемешан с тем порошком, которого еще довольно шуршало в кориной фляге. Молодая женщина шустро рассовала кисеты по их прежним местам, чтобы их хозяин и не заподозрил, что те куда-то отлучались, вернулась к столу, и ссыпала изъятый, таким образом, табак во вторую флягу, которая, очевидно, до того была совершенно пуста. После чего сложила все свои пожитки, и фляги и миски обратно в корзинку, накрыла ее, смахнула крошки просыпанного (а как же без того) порошка и табака в разные стороны на захламленный пол, и, кинув, напоследок, взгляд на посапывающего в блаженном сне Джерарда, вышла из комнаты.
Настороженный взгляд Броля встретил ее, едва она переступила порог. Караулил, значит. Не давая бедняге изойти любопытством и градом вопросов, опередила.
- Допился знатно, любому портовому забулдыге на зависть. Вы б его и дальше так угодливо поить продолжали. Посмотреть посмотрела, а вот лечить он себя не допустит, разве что пока нутром не изойдет, ну а до того, похоже, недолго осталось. Как блевать начнет - зовите.
- Но...
- Чего?
- Солдаты говорят, видения были у него. Не то бред, не то еще что... - раздраженный и встревоженный Броль пыхтел, теперь уже не от одышки а от возмущения. - Этак и до белой горячки недолго.
- Недолго. - утешила его Кора, перехватывая корзинку на бок одной рукой, а второй бесцеремонно приглаживая оттопыренный бролев воротник - Хоть сейчас, если на пару деньков без хмельного. Не переживай, дядюшка Броль. Микстуры мои, что на браге, тоже по сути - хмель, ток в малых дозах, так что по милости Саната, от белочки мы как-нибудь убежим. Только смотри же, не зевай. Поплохеет скоро ему нутром. Беды в этом нет, пущай чистится тело и от вина и от отравы, так что один день цельный пусть себе рвет, лишь бы воды рядом было вдосталь...
- Да не пьет он почти никакой воды. - Броль ногой притопнул.
- Как рвать станет - будет пить, никуда не денется. Тело лучше мозгов знает, чего человеку надобно. Замучаются мальчики ваши еще за водой бегать, ведрами хлебать захочет, помяни мое слово. - Кора легкомысленно мотнула шевелюрой, и начала спускаться вниз, придерживаясь за стену свободной рукой - Только не забудь, зови меня, на второй день. В первый так намучается, что на второй, пожалуй, и дозреет до того, чтобы меня сразу в окно не выкинуть и лекарства попить.
- Погоди... - Если Броль и хотел что-то спросить, но Кора только послала ему воздушный поцелуй с низа лестницы, ослепительно улыбнулась, и была такова. Армейский лекарь вздохнул, и поглядел на солдат.
- Вот так. Слыхали?
Те кивнули, с понурым видом. Перспектива обещанной картины "вывернутого нутра", вдогонку ко всему тому, с чем они уже успели намучаться - не радовала.

Кто-то пытался выбраться из головы Джерарда и усиленно колотил молотом изнутри черепа. Мерные удары с каждой секундой становились все громче, и в конце концов сделались невыносимыми. Пришлось открыть глаза. Свет, хоть и тусклый, резанул остро, и Джерард зажмурился. Голова тут же отозвалась на это движение вспышкой боли.
- Ааа...ыыы... ууу...ммм... - Джерард попытался поорать, чтоб принесли вина, но язык не слушался. Кое-как он заставил одеревеневшее от холода тело приподняться и попробовал снова:
- В...вина! - на сей раз получилось лучше, но слабенько. Его явно никто не слышал. Выругавшись про себя, Джерард сел на кровати. Посмотрел на меч, потом на пустой кувшин. Слегка посветлел лицом и бросил кувшин в дверь. Та открылась и показалось обеспокоенное лицо караульного.
- Звали, милорд?
- Вина, - ответил ему сипло Джер. Солдат исчез, а Джерард все-таки поднялся и пошлепал туда, куда его немилосердно позвала природа.
После посещения отхожего места стало чуточку лучше. Джер порылся в куче баррахла на полу, нашел свой плащ - грязный и помятый, прожженный в нескольких местах - и надел его, пытаясь хоть немного согреться. Как только в комнате появилось вино, он тут же приник к кувшину, а затем привычно набил трубку. Нельзя давать жутким мыслям возможность проникнуть в мозг раньше, чем он снова одурманится, иначе потом одолевают видения из прошлого, о которых так хотелось забыть.
Первая затяжка не принесла того желанного удовольствия, к которому Джер уже привык. Она отдавала каким-то отвратным привкусом, от которого в животе что-то болезненно сжалось и подскочило к самому горлу тошнотворным комом. Джер запил неприятное ощущение вином и затянулся снова. Привкус никуда не делся. Джер поморщился, но поскольку уже не представлял себе существование без курения, продолжил затягиваться, недоумевая про себя, что произошло с любимым табаком. Может, это от похмелья ему всякая дрянь мерещится? Невидимый с колотушкой в голове немного угомонился - и на том спасибо.
Джер взобрался на постель, как был, в плаще, натянул на себя замызганное одеяло и стал ждать желанного эффекта от выкуренного табака. В прошлый раз одеяло превратилось в доброго мохнатого медведя с умными и понимающими глазами, под потолком парила зеленая каракатица и выпускала фиолетовые облака, а по полу маршировали осколки разбитого стекла, выстраивались в боевые позиции и шли на приступ каминной решетки. Джер слабо улыбнулся воспоминаниям, затянулся снова и...
Выпитое вино вдруг взбунтовалось, и он даже не успел опомниться, как исторг его из себя прямо на одеяло, которое так и не успело превратиться в доброго медведя.
- Что за... - Джер не договорил. Волна мути подкатила к горлу снова, и он, отшвырнув одеяло на пол, рванулся к окну, понимая, что в нужник уже не добежит. Обдирая в кровь пальцы, он рванул створку окна и, наполовину высунувшись из него, вывалил прямо к подножию башни все то, что еще оставалось в его желудке, чем произвел во дворе крепости небольшой переполох. Но Джерарду было плевать. Ему было так плохо, впору выброситься из этого самого окна и покончить разом со всей этой невесть откуда взявшейся мутью.
В горле теперь было сухо и драло так, словно там сидела свора обезумевших кошек и чесала об него свои когти. В голове стучало уже несколько колотушек. Мир дрожал и куда-то все время убегал. Приятных видений не было и в помине.
Забытая на кровати трубка продолжала тихонько тлеть, распространяя по комнате сладковато-отвратительный запах. Джерарда скрутило в третий раз, и оказалось, что в его желудке все-таки кое-что еще оставалось.
- Чтоб я сдох... - простонал Джер, когда все закончилось. Безумно хотелось пить, и он добрался до кровати, потянулся было к кувшину, но при одной мысли о вкусе вина его накрыло в четвертый раз. Хорошо, поблизости оказался таз.
"Может быть, я умираю?" - промелькнула паническая мысль. Но до смерти было, похоже, далеко.
Джер стоял на коленях перед кроватью, опасаясь далеко отодвигаться от тазика, и пытался понять, что происходит. У него ничего не получалось, слишком болела голова и слишком крутило внутренности. А еще бывшего леркера терзала жестокая жажда. Он потянулся к кувшину, размахнулся и из последних сил швырнул его в двери. Тот разбился о дверь, оставив после себя мутное пятно недопитого вина на ней и черепки вместе с багровой лужицей на полу.
- Милорд? - солдаты уже привыкли к новому способу Джерарда их вызывать.
- В... воды... - пропыхтел Джер, по-прежнему стоя на коленях. - И это... приберите тут эту... дрянь, тошно...
От запаха, издаваемого трубкой, снова стало непереносимо тошно.
- Погоди... - хриплым шепотом позвал Джер собиравшегося закрыть дверь солдата. - Доведи до уборной...
О том, что с ним творилось в уборной, Джерард впоследствии боялся даже вспоминать. Ему казалось, он заживо попал в бездны, и теперь его выкручивают наизнанку и выдирают внутренности каленым железом.
Вернувшись в комнату, он обнаружил, что все его безобразия кто-то наскоро прибрал: одеяла уже не было, а вместо использованного тазика стояло два новых. В остальном же убранство комнаты не изменилось.
Трубка больше не дымилась - ее убрали с кровати и положили на подоконник. На столе стоял кувшин. Джерард опасливо подошел к нему и глянул внутрь. Вода, слава Дюжине. От вида вина он бы сейчас просто помер на месте.
Джерард глотнул раз, другой - и блаженно застонал. Какой. оказывается, может быть вкусной обычная вода...
Он с наслаждением опустошил половину кувшина, после чего дико вскрикнул и рванул обратно в уборную.
Этот безумный цикл продолжался весь остаток дня и всю ночь. Джера мучила жажда - он пил, но все, что выпивал, почти сразу выходило из него, причем далеко не самым традиционным способом.
Джерарду уже начало казаться, что его прокляли. В какой-то момент он думал, что его просто так необычно накрыло после аспарского табака, и сейчас он проснется и посмеется над своими галлюцинациями. Но увы...
Рассвет застал Джерарда на полу возле кровати. На коленях страдальца стоял тазик. Джер пытался дремать, потому что бессонная ночь с регулярными набегами в нужник его доконала. Но, как только он прикрывал глаза, его голова начинала кружиться, а его самого начинало немилосердно тошнить. Джер со стоном открывал глаза - и муть немного отступала.
- Боги... скорей бы я уже умер, что ли...

О том, что предсказание Коры сбылось, и Джерарду стало худо, Бролю доложили почти сразу же. Собственно, он и явился сразу, только вот входить сразу поостерегся. Мало ли, что Бьято был его леркером много лет, кто его знает, что может взбрести в голову человеку, мало того что с похмелья, так еще и с такой вот бедой. Впрочем, послушав внимательно под дверью, он все же вошел, и был поражен. Если раньше Джерард хоть и выглядел жутко - исхудавший и заросший, с каким-то диким блеском в глазах и постоянно сужеными в нелепую точку зрачками, но, по крайней мере, это было понятное запустение. Запой - он такой, выглядит примерно одинаково. Страшно и опасно, потому что человек в таком состоянии становится неуправляемым, и одолеть его можно лишь грубой силой. Но сейчас... Сейчас он выглядел попросту больным!
Лекарь немедленно взялся за дело, хоть помочь мог мало чем - подносил воду, придерживал голову, укутывал, поил в промежутках между приступами разведенным рассолом, в надежде, что его состояние есть и вправду лишь следствие длительного перепоя. На исходе ночи лекарь обложил пациента подушками, укрыл, и когда тот начинал дремать - занимался тем, что высчитывал время между приступами тошноты, чтобы попытаться выявить некую их закономерность, чтобы по длине промежутков меж ними судить - идет ли дело к улучшению или к ухудшению.
Когда взошло солнце, взмокший и окончательно выбившийся из сил Броль немного воспрял духом. Джерарда мутило, но рвота больше не возобновлялась. Пульс его стал ровнее, да и вода с рассолом делали свое дело, и глаза начинали проясняться. Наконец, когда по квадратному двору крепости загрохотали кованые сапоги сменяющихся караульных, он наконец удостоверился, что приступов рвоты больше не будет, потому что прошел уже срок, замеряный им ранее, прошел и еще один, но кроме понятной слабости больше ничего страшного вроде не возникало.
Броль ликовал. Вот так, и сам справился, обошлось все, да теперь, к тому же, если повезет, то может Джерарду и пить снова не захочется, и окажется что все к лучшему. А Кору и не придется звать, что и вовсе замечательно! Ведь как неловко, ему, серьезному человеку, с немалым опытом, всякий раз как дело лекарств касается - на поклон к девчонке какой-то деревенской идти. Пусть и травница и лекарка, а он-то Броль, кто?
Кто? Цирюльник, вот кто - издевательски шептал в такие минуты внутренний его голос, но Броль, как и многие умел затыкать этот самый голос более насущными или приятными мыслями. Ну, да, цирюльник почти, шить-латать, кровь пускать и останавливать, так что с того? Для людей военных, кто важнее?
Утешать себя он конечно утешал, но понимал, что в своем обучении зря высокомерно отвергал науку травничества, да вышел лекарем однобоким, почти ремесленником. Тем приятнее было осознавать, что с ситуацией, поначалу так всех напугавшей, он, в конечном итоге справился сам.
И потому, уже к полудню, убедившись, что пациент больше не напоминает цветом лица дохлую рыбину - тихонько осведомился, не желает ли милорд Бьято чего-нибудь откушать, ибо сие было бы для него крайне пользительно

Несмотря на слабость и голод, который уже давно подгрызал живот Джерарда, от еды он все же отказался. Чем лучше становилось ему физически, тем все хуже и хуже делалось на душе. Перед глазами то и дело возникали картины, забыть которые он надеялся при помощи вина. Но теперь даже этого ему было нельзя. Думать ни о вине, ни о еде не хотелось. Вот вода и рассол - воспринимались теперь хорошо. Умирать больше не хотелось, но и мысли проклятые чем-то надо было перебить, а водой это сделать невозможно - хоть бочку выпей.
Зато оставался любимый табак.
Джерард даже и не подумал связать свое ужасное состояние с табаком. Он был уверен, как и лекарь, что беда приключилась с ним из-за неуемной выпивки. Ведь Джерард столько лет курил аспарский табак и ничего, кроме легкого шума наутро в голове, если не перекуривать, никогда не случалось. А перекуривать никто и не будет - так, выкурит полтрубочки, просто чтобы забыться. А наутро, если боги будут милостивы, уже и от вина не так будет отворачивать... Существовать дальше в этом мире в трезвом состоянии все еще было слишком болезненно для Джерарда.
Выпроводив Броля, Джерард заново набил трубку, предусмотрительно взяв табак из нового мешочка - мало ли, вдруг чего на старый мешок разлил, отчего он тогда вкус свой изменил.
Подойдя к окну, Джер решил покурить здесь - созерцая окрестности и наблюдая, как по небу лениво ползет рыжее весеннее солнце - благо, свет больше не вызывал болезненного ощущения и желания заползти в дальний темный угол.
Раскурив трубку, Джер снова почувствовал прежний неприятный привкус, но решил, что после всего случившегося с ним, этот привкус - естественное последствие, и обращать на него внимание не стоит. Вон Броль лепетал что-то насчет того, что вино стало для Джера отравой - наверное, так отравился, что теперь долго еще будет привыкать к прежним вкусам...
Трубку Джерард так и не докурил. Она улетела вниз, ворочаясь и рассыпая во все стороны остатки табака, а охваченный новым приступом рвоты Джер опять наполнял таз неприятным содержимым.
- Да чтоб я сдох... - обессиленно пробормотал Джерард, стоя перед тазом на четвереньках и отплевываясь. - За что мне это?..
Приступы рвоты возобновились, вода и рассол не помогали, а усугубляли ситуацию, бывшего леркера снова выворачивало, и теперь он искренне завидовал мертвым.
После очередного приступа белый как простыня Джерард свалился на разоренную постель и погрузился то ли в сон, то ли в забытье. Его качало, точно на волнах, в ушах гудели полчища комаров, а внутренности будто терзали каленым железом.

- Ну наконец-то!!! Где ты ходишь! - Бролю так не терпелось, что он встретил Кору у самых ворот, и, направляясь в крепость, она еще издалека видела его фигуру, подпрыгивающей от нетерпения в открытом проеме ворот. А когда подошла - он мигом схватил ее за свободную от корзинки руку, и потащил внутрь, через плац, в южный вход, где, собственно, над казармой и располагались обиталища офицеров. И, благо, что к комнате леркера вела еще и отдельная от общего коридора лестница, потому что едва они оказались в тесном лестничном колодце, толстяка буквально прорвало. В этом потоке слов было все - и жуткий день, и временное улучшение, и внезапное ухудшение, которого Броль никак не мог ни понять не объяснить.
Ежели перепил всего лишь, то должен был уже оправиться! Рассолу вчера выпил с полведра, порозовел даже, уже думали снова есть начнет, а тут.... Что это! Что это, гроганы тебя задери такое!!!
Кора адресовала ему деланно-наивный и глуповатый взгляд, который, вместе с похлопыванием ресницами должен яснее ясного убедить агрессора в том, что "нивинаватая она". Не сработало. Травником Броль был никаким, но никто бы не упрекнул лекаря в тупости и неспособности связывать одно с другим. Ему не составило труда сопоставить странную осведомленность Коры о том, насколько неукротимой будет рвота, и ее уверенность в том, что излечить ее самому Бролю не удастся, так, что придется посылать за ней. Да еще и то, что перед тем как Джерарду настолько поплохело, она с полчаса провела наедине с ним в его комнате. И, хотя Броль не представлял, что при этом она могла сделать со спящим (а ведь бывший леркер спал) человеком, чтобы вызвать у него такое, но не сомневался, что что-то она все-таки сделала.
- Говори! Что ты с ним сделала! Что подсыпала или чего наколдовала! Говори, а то всем расскажу, что это ты виновата, и тогда...
- Да отпусти руку, дурак, мне больно! Ничего я с ним не сделала. Попортила слегка эту его отраву, чтобы отбить к ней охоту, и все.
- Как попортила? - у Броля потемнело в глазах, он уже представил, как объяснять всем, что это он допустил до командира эту сумасшедшую и что она подсыпала яд, но Кора не оставила его в долгой панике.
- Всего-то тертых кизяков насыпала. А теперь пусти! - она выдернула руку, и помчалась по лестнице вверх, прижимая к боку объемистую корзинку. Крикнула сверху - Распорядись, чтобы запас питья был на кухне. Клюквенный морс, малиновый, черничный, все что с кислинкой. Лимоны все, что есть, тоже притащи.
Броль замер от такой наглости, и нахалка воспоьзовавшись этим, проворно скрылась за дверью, а толстяк в приступе внезапной одышки привалился к стене.
Кизяки! Мама дорогая! То бишь сушеное коровье дерьмо! Она покрошила в джерардово курево обычное дерьмо! Причем немало, судя по реакции. И он его.... скурил!
Лекарь зажмурился, представляя, как это могло привести к такой реакции. Даже стараться не пришлось. Ведь дым от любого животного продукта - будь то шкура, мясо или отходы - получался жирный "тяжелый", черный, сильно коптящий, и с трудом оттирающийся, в отличие от легкого дыма получающегося при сжигании всяких минеральных и растительных предметов, буде то листья или древесина. И, что получается? Получается, что он вдохнул это вот... тот дым, вместо легкого, к которому привык. И тот, как ему и полагается, принялся жирно и тяжело коптить все вокруг - рот, дыхательное горло и дальше. И оседать, как и полагается. А где первый пункт оседания? На корне языка! В том самом месте, которое рекомендуется только тронуть, чтобы вызвать рвоту. Это что же такое, получается, творится у него внутри!!!! Броль схватился за остатки жиденьких волос на затылке, и взвыл, поняв наконец весь этот простой, но такой коварный план. А потом стремглав помчался вниз, в кухню, убедиться, что все потребное там будет, а если не будет, то отправить новобранцев в деревню, закупаться. И очень старался быть сильно занятым, шумел, размахивал руками и вмешивался в любые детали, лишь бы занять ум и не думать о том, что ему, когда он знает о таком подлом отравлении, теперь надлежит делать.

Кора же, первым делом, откинула одеяло, проверила пульс, пощупала виски, запястья и стопы, опасаясь, грешным делом, не слишком ли далеко зашло дело, и. убедившись, что несмотря на сильное обезвоживание сердце молодого человека работает пока без перебоев, споро принялась за дело. Дело заключалось в том, что она вытряхнула из корзинки склянку с уксусом и коробочку с тертым углем. Плеснула уксус в кружку, долила водой, нюхнула, долила еще воды, а потом погрузила туда чистую тряпицу, а тертый уголь щедро сыпанула в другую кружку, и туда тоже залила водой. После чего и явилась к одру страдальца, с мокрой тряпкой в одной руке, и кружкой с угольным раствором в другой. Методы первой помощи оказались простыми - сунуть тряпку под нос и рот, дать подышать пронзительным, но уже не таким едким, запахом уксуса, а потом сдернуть ее и сунуть вместо него кружку с черным раствором, не размениваясь даже ни на какие слова. Хорошо знала, что разрывающейся голове и потрохам Джерарда пока явно не до разговоров и не до вопросов.
-

Мир вокруг Джерарда изменился. Он состоял теперь не из давно знакомых предметов, а из ощущений. Из очень неприятных ощущений, из которых "мутило" - было самым приятным из всех. Джерард первое время пытался сопротивляться и как-то противостоять всему этому безумию, но через какое-то время просто смирился и хотел теперь только одного - чтобы все это закончилось и он уже благополучно умер. Но смерть никак не наступала. Иногда Джерарду казалось, что он просто пропустил тот блаженный момент, когда он умер, и теперь находится в одной из бездн, только никак не мог припомнить, в какой.
Ему никогда еще не было так плохо, да еще так долго плохо. Любое ранение переносилось гораздо легче.
Временами Джерард впадал в странное состояние, похожее на сон, но оно, к сожалению, продолжалось очень недолго, и мучения его после короткой передышки, казалось, только усиливались.
В какой-то момент в его кошмар вторглось нечто новое. Оно резко пахло, и от него почему-то прояснялся рассудок. Замычав что-то невнятное, Джерард с усилием приоткрыл глаза, но не успел толком ничего рассмотреть, как у его рта оказалась кружка.
Пить...
Может, и не стоило ему этого делать, но робкая надежда, что сердобольный Броль, видя его мучения, решил сжалиться и дать Джерарду спасительного яду, заставила бывшего леркера сделать несколько глотков. У питья был почему-то привкус земли. Да какая разница? Пусть будет что угодно, только пусть он уже помрет, наконец...
Но смерть так и не наступила.
Муть вдруг начала рассеиваться, и Джерард постепенно начал различать знакомые очертания комнаты, а в ней...
Он точно бредил.
Ну откуда бы здесь взяться Коре? Коре, которая бесследно пропала однажды и вряд ли собиралась снова оказаться в его жизни. Видимо, перед смертью боги сжалились над ним и послали напоследок приятное видение.
Хотя для видения она была слишком реальной. Но кому, как не Джерарду, было знать, насколько реальными иногда способны быть видения?
- Мммм... - сказал ей Джерард, что означало "я рад, что ты мне привиделась". на большее он пока что не был способен.
Видение Коры сотворило самое настоящее чудо - немного утихла боль, отступила мучительная рвота, даже в голове немного затихли игравшие там уже давно барабаны.
- Ммм... ты... ммм... - разговорился с видением Джерард, после чего силы оставили его, и он закрыл глаза. И, кажется, уснул, потому что когда снова открыл глаза, за разбитым окном уже стемнело, а в комнате горели свечи.
Удивительно, но Джерарду стало лучше. Хоть и мутило, но больше не грохотало в голове и не выворачивало наизнанку внутренности.
- Кора? - неуверенно позвал он видение, надеясь, что оно еще не испарилось. Сейчас почему-то было очень важно, чтобы Кора, пусть даже в виде видения, была рядом.

*Совместно

- Да уж, во всяком случае не мать-Амата - хихикнула Кора, безмятежно отирая лоб Джерарда влажной тряпицей, и подавая очередное питье - отвар сухих плодов шиповника, кислый и холодный. Впрочем в этой комнате, с ее пустым, не забранным даже пузырем оконным проемом, остывало все, включая и саму Кору, все же ночи ранней весны были пронзительно холодными. - Пейте, милорд, пейте. Чем больше, тем лучше. Могу даже честно пообещать, что на этот раз не буду приставать к вам со своей приснопамятной бутылью, помните такую?
Она невольно прыснула, произнося эти слова. Дикая паника и возмущение Джерарда в тот день и их совместный поход до уборной и обратно, до сих пор были самыми забавными и милыми из ее воспоминаний.

Это действительно была она. Ее голос, знакомые ехидно-насмешливые интонации, задорный смех. Джер послушно пил, чувствуя, что муть медленно-медленно отступает, и был готов сейчас простить Коре все что угодно - даже ту самую боханову бутыль. Казалось, само звучание ее голоса прибавляет ему сил. А может, он помирает, и ему перед смертью всякое видится? Неважно. Пусть видится подольше.
- Помню, как не помнить, такое не забудешь, - проговорил Джер, прекратив ненадолго пить чудесный, божественный напиток. Непонятно, из чего он был приготовлен, но он прекрасно утолял жажду и не собирался пускаться в обратный путь.
К Джеру потихоньку возвращалось ощущение действительности. Стены и потолок отступили и раздвинулись. Он понял, что его немного знобит, почувствовал, как волосы слегка шевелит ветерок, поежился, потом нахмурился и с силой втянул носом воздух.
- Послушай, Кора... чем это тут так воняет?

- Хороший вопрос - Кора с выражением обрадованной заговорщицы подмигнула своему пациенту и, правильно расшифровав его зябкое движение принялась заботливо укутывать его вторым одеялом. - А пахнет тут, милорд восхитительной смесью из: - она отстранилась , уселась на краешек лежанки, потому что не обнаружила в комнате ни единого целого табурета, и принялась загибать пальцы, перечисляя самым менторским тоном: - Перво-наперво вашей застоявшейся и свежей блевотенью, уж простите, но ее запашок самый крепкий. Ещё - вином разумеется, и этой грешной травой, которыми вы отправились, ну и разумеется, потом, и прочими малоароматными продуктами жизнедеятельности вашего светлейшего организма, милорд. Уж не знаю, сколько вы просидели в этой берлоге, но мыться в последний раз вам явно довелось ещё до начала этой эпопеи.
Она лукаво поглядела на ошеломленную ее перечислением физиономию и улыбнулась, мигнув на мгновение ямочкой на щеке.
- Возможно есть ещё некоторые компоненты сей дивной смеси, но мой нос, увы, не в силах разобрать таких тонкостей, уж не пеняйте на его скромные возможности.

*Совместно

Джерард был готов провалиться в любую бездну после Кориных слов, но показывать этого он не хотел.
- Пусть тут уберут, - сказал он, отводя взгляд от травницы и делая вид, что занят разглядыванием собственной комнаты. А поглядеть в самом деле было на что.
- Что тут было? - Джер наморщил лоб, пытаясь вспомнить, какие гроганы здесь устраивали свистопляски, но в памяти колыхалось только непонятное темно-серое облако. - Это что, все я?..
Джерард хотел было сострить что-нибудь, в тон Коре, но вдруг на него без предупреждения обрушились воспоминания. Генрих... Казнь... Осиротевший Ланс...
- Не нужно ничего, - взгляд Джера стал темным и пустым. - Пусть принесут вина.

- Да тут убирать уже бесполезно - фыркнула Кора, зябко кутаясь в широкий шерстяной платок. - Скорее уж сжечь все, потому что даже остатки мебели похоже сим благостным духом пропитались. Ещё и комнату потом отскабливать, да уксусом мыть. Славно потрудились милорд. Не думаете же вы, что этот бессмертный подвиг по плечу вашим служивым беднягам?
Она повернулась к столу, единственному что уцелело в этой комнате, (да и то, потому что везучий стол был ранее придвинут к стене и не слишком попадался под руку), и уже протянула руку, чтобы взять кувшин с отваром, но изменившийся голос и сенсационное заявление Джерарда заставило ее вновь поглядеть на него. Мдаааа. Выражение лица у него было, что ни говори, красноречивее некуда. Она нахмурилась, а потом одна ее бровь взлетела вверх, вторая сдвинулась к переносице, темные глаза сощурились и заблестели уже совсем не весельем.
- С какой это радости позволите спросить? - осведомилась она с ядовитой вежливостью - "Пусть принесут вина" как мило. С удовольствием, милорд, коли вам вновь вздумалось поблевать всласть. Вы только подскажите, где тут у вас колокольчик для вызова слуг? Потому что тут вокруг не ваши лакеи милорд, а солдаты короля, если я не ошибаюсь, и не думаю, что таскать вам выпивку входит в первый долг их службы.

Служба... Не лакеи, а солдаты... Не обязаны... Не обязаны солдаты Джерарду уже вообще ничего - он же больше не леркер. И комната эта вонючая ему уже больше не принадлежит. До чего погано на душе, выпить бы скорее, заглушить эту беспросветную тоску, которая куда хуже любой тошноты... Будет снова плохо? Плевать. Может, он хоть быстрее сдохнет.
- Нет слуг, говоришь... - Джерард тяжело посмотрел на Кору. - Так сама принеси мне вина.
Уйти бы скорее из этого мира, хотя бы в пьяный бред, раз курить больше не получается.
- Скорее... - ох, надо было проситься остаться в армии. И чтоб была война... куда-нибудь в самую гущу боя... кромсать врага и ни о чем не думать. И с достоинством помереть, как мужчина, в бою, а не задохнувшись от собственной вони в заблеванной постели...
- Кора, принеси вина, - уже не потребовал, а попросил Джерард. - Мне нужно...

Кора внимательно смотрела в его глаза, пытаясь понять, как следует теперь себя вести. Ее обычная ехидная насмешливость явно не шла ему на пользу, во всяком случае пока. На секунду она задумалась, имеет ли смысл надавить на Джерарда покрепче, но засомневалась. Нет, она вовсе не была ни душкой, ни вообще доброй по определению. Она умела получать удовольствие и от жестокости, в некоторых ситуациях, и, окажись на месте Джерарда кто-нибудь другой, ей доставило бы острое наслаждение бросить ему в лицо что-нибудь вроде "Да на здоровье, упейся да сдохни в собственной блевотине, раз ни на что иное не способен, размазня" а то и чего покрепче. Это легко могло бы пробить тот кокон отчуждения, в который он закутывался, как ребенок, напуганный страшными сказками про страшилищ под кроватью, в свое одеяло. А вот с каким результатом - это вопрос. Впрочем, будь на его месте кто-то другой, ей было бы, по сути дела, плевать на этот самый результат с деревенской колоколенки. Но вот с Джерардом проделать такой эксперимент было страшно. С одной стороны, шансы были, и шансы неплохие. Сильный духом и наделённый острым чувством собственного достоинства человек от такой отповеди мог прийти в ярость, которая и вытянула бы его из того тягостного омута, в котором явно тонул Джерард. Заставила бы посмотреть на себя со стороны, встряхнуться и взять себя в руки, ну и все прочее, что положено проделывать в таких случаях. Был ли Джерард способен на это - вот что ей предстояло решить. С одной стороны казалось, что тут и сомнений быть не может. Ведь не мог же быть слабаком леркер королевской армии, человек достаточно харизматичный для того, чтобы его настолько уважали все его бывшие подчинённые! Уж о степени их преклонения перед ним наглядно свидетельствовало то, что его до сих пор не вышвырнули из Ольстейна с позором, и не настучали на него его начальству, а наоборот, нянчились, продолжали слушаться, таскали ему выпивку и вообще слова поперек сказать не смели. Немыслимое, если задуматься, дело, ан нате вам, сколько дней уже так оно и есть. А вот с другой… с другой всё-таки вкладывался червячок сомнения. Даже вековой дуб может быть сожжён молнией дотла, если удар ее достаточно мощен, или, скажем, угодит в него в самом конце засушливого лета, и ведь вовсе не потому, что дубу не хватило мощи, а потому что на каждую силу может найтись другая, посильнее. И это была та, другая сторона, которая, кажется, и смотрела на нее из джерардовых глаз, вызывая отвратительное ощущение что идёт он по верёвке над пропастью, и одно только неосторожное слово легко столкнет вниз. И тогда, как знать, не сломается ли он окончательно. А сломавшийся человек легко может решить, что терять ему нечего, да и ожидать больше нечего, и тогда, способен наделать ой каких глупостей, начиная со вскрытия собственного брюха. Нет, так рисковать она не хотела. Сама мысль о даже гипотетической возможности провала, и того, что может за ним последовать, заставляла ее ежиться, и вовсе не из-за холода, вползавшего через разбитое окно.
- Нашли, тоже мне, трактирщицу. - проворчала она, так не прийдя ни к какому решению, однако, звучало это, как ни странно, довольно миролюбиво. - Неужто похожа? У меня, между прочим, даже фартука нету, а ему видите ли вино подавай.
Мда. Попытки развеселить беднягу явно были обречены на провал. Кора задумчиво почесала нос, разглядывая своего горе-пациента, а потом прищелкнула пальцами.
- Знаю! Сейчас! - и полезла в принесенную корзину. Глухо застукали друг об друга глиняные и металлические бока бутылочек и баклажек, которые она насобирала, собираясь в Ольстейн. Прихватила целую кучу всяких снадобий, представляя примерно, что может пригодиться наверняка, что - вероятно, что - совсем уж маловероятно, но ассортимент набрала значительный. И сейчас с победным видом выудила из корзинки коротенькую но пузатую бутылочку, из-под пробки которой распространялся пряный аромат.
- Вот. Не вино конечно, но настояно на такой крепкой браге, что эти ваши логрийские помои и рядом не стояли. Только там, окромя браги, еще и травки разные имеются, так что нате вам маленькую порцию вначале. Авось не вывернет на этот раз.

В том что “не вывернет” плутовка была совершенно уверена. Уж кому-кому, а ей прекрасно была известна причина бедственного положения бедняги Джерарда. Это она ведь Бролю только про тертый навоз в табаке сказала - такая версия вроде как и объясняла многое, и звучала достаточно тошнотворно, чтобы отбить желание расспрашивать, и, одновременно с этим - выглядела достаточно безобидно. Уж во всяком случае за такую дерьмовую во всех отношениях выходку, даже при самом неудачном раскладе, разве что выдрать смогли бы, да вышвырнуть. А вот признайся она Бролю, что кроме кизяков добавила еще кой-чего, это вполне могли бы трактовать уже как намеренное вредительство и чуть ли не попытку отравления. И ведь не объяснишь никому, что сам по себе навоз вызвал бы разве что однократную дурноту да рвоту - да и то, при определенных условиях, но уж никак не такое неукротимое извержение, из-за которого бедняга столько жидкости потерял, и был сейчас похож на мокрое привидение. А вот бурый порошок, который дядюшка Шиль получал, нагревая маковые семена в желудочном соке волков и лисиц - совсем другое дело. Старый лекарь лечил с его помощью запойных пьяниц лишь в самом крайнем случае, а в основном использовал для быстрого и повторного очищения желудка при отравлениях - рыбой ли, желудями ли, и вообще чем придется. Так она не пожалела заветного порошочка, чтобы уж наверняка проняло. Но вот говорить об этом Бролю или кому-то еще - нет уж, увольте.
Зато, зная доподлинно - где напакостила, подобрала и средства эту самую пакость и исправить. И в числе прочих снадобий имелась замечательная настойка из целого букета трав - от корня кошачьего мауна до цветов бессмертника и листьев горькой мяты, всего числом в дюжину, настоянная, как она и сказала, на самой крепкой браге, которую только можно было найти. Средство было жгучим, оставляло после себя целый шлейф ароматов и послевкусия, и хорошо, очень хорошо успокаивало нервы, помогало успокоиться, и вообще было полезно во всех отношениях. Кроме того, его крепость и пряный вкус стоили того,чтобы пить их по каплям, предварительно растворив эти самые капли в воде, однако, ни одного мало-мальски целого маленького сосуда поблизости не было,и Кора решила не мучаться с разведением.Опьянеть он от такой мелочи конечно не опьянеет, но вот ощущение жгучей крепости, усиленной маслами трав - будет ему весьма полезно.
Так что она с полным спокойствием налила из бутылочки полную ложку снадобья, запах от которого распространился по всей комнате почти мгновенно.
Протянула ложку, аккуратно, как детей кормят похлебкой, хотя конечно таких увесистых и глубоких ложек еще ни одному ребенку не доставалось, даже при наличии чрезмерно заботливой мамочки.
- Если скажете. что невкусно - не поверю - пригрозила, сопровождая благоухающую ложку требовательным взглядом

Джерард смотрел перед собой, не видя Коры и почти не слыша ее. С каждой секундой, проведенной в незамутненном вином мире, ему все отчетливее виделось собственное ничтожество. Бывший леркер, ползающий среди грязи и вони, заглушающий боль вином. Что он делает в крепости, ведь здесь теперь не его место? У Джерарда больше нет права занимать эту комнату.
Но куда ему податься отсюда? В Хайстрен? От одной только мысли о нем Джерарду хотелось выть. Нет больше Хайстрена, нет больше Генриха. И плевать, что остались стены, здания, покои... У Хайстрена теперь нет души, он умер вместе со своим последним... королем.
Джерард скрипнул зубами. Вот он, его самый тяжелый кошмар - Хайстрен. Необходимость, нависшая над бывшим леркером неотвратимой темной тучей. Зачем Джерарду Хайстрен - теперь? Что там делать? Ходить по мертвым покоям? Смотреть на то место, где проклятая стерва убила его брата? Нет, ни за что... Пусть лучше Хайстрен останется в памяти Джера таким, каким был при Генрихе. А лучше - таким, каким был в его, Джерардовом, детстве.
Зря он про детство вспомнил. Размяк, разнюнился - и вот уже даже Кора принялась обходиться с ним, точно с младенцем.
Что это за ложка, зачем она нужна? Боги, как же хочется закрыть глаза и провалиться во тьму забвения... Пусть в бездну, в любую, небеса он вряд ли заслужил - но только пусть все это закончится.
Ложка... она по-прежнему была возле рта Джерарда, а за ложкой виднелась Кора. А за Корой - разбитое окно. В него то и дело задувал ветер и шевелил легкие пряди темных Кориных волос.
Окно. Вот же он - выход. Один шаг - и все закончится. Этому миру не нужен Джерард, а Джерарду не нужен этот мир.
Но между Джерардом и окном была Кора.
Бывший леркер посмотрел на девушку так, будто видел впервые в жизни. Он хотел хорошенько запомнить мельчайшие черты ее лица, сам толком не понимая - зачем. Чтобы потом вспоминать в далекой бездне? Смотрел-смотрел, а потом как-то незаметно и послушно выпил полную ложку остро пахнущего снадобья. Рот словно наполнился прохладными колючками, потом все те же колючки побежали в горло. Джерард слабо улыбнулся, прислушиваясь к ощущениям.
- Если это был яд, то это очень хороший яд, - одобрительно сказал он.

"Вот заладил!"
Кора едва подавила желание стукнуть Джерарда по лбу, той же ложкой. То вина ему беспробудно, то о яде мечтательно так говорит, как о порции малины в охлажденных сливках. И что теперь, спрашивается, делать? Будь дело всего лишь в обычном запое, то “лечения” неукротимой тошнотой от вина, и последующих процедур вполне хватило бы, чтобы заставить человека хоть на карачках уползти от опьяняющего зелья к первому попавшемуся корыту, умыться, и начать приводить себя в порядок. А тут как быть? Дело-то, похоже, куда как хуже. Теперь еще не хватало этому дурню о смерти задуматься, как об альтернативе винного забвения…
Стоп!
Забвения! Так не от злости он, похоже, пьет, а хочет от реальности убежать. Вон до какого скотского состояния себя довел, лишь бы не возвращаться к себе, а, соответственно, и к своей жизни. Ну дура-а-ак… Его бы жизнь, да любому предложить - с руками оторвут. И богат, и хорошего рода, а теперь еще и герцог Ланский, и службу завершил вон, по выслуге, со всеми почестями… конечно, если Броль и остальные не распустят таки языки и не ославят его теперешние подвиги на весь свет. Чего ж еще для счастья надо-то… Правда не совсем так все радужно, конечно, но, учитывая что братец его натворил - то весь род Бьято еще легко отделался! Мало того, что живы остались почти все, так еще и власть сохранили - виданное ли дело… Кстати, вот интересно, почему? До сих пор Безмордый чуть ли не под корень высекал любой мятежный род, а тут… Порасспросить бы… Да как его расспрашивать если лежит тут, как кусок дерьма в горшке, и не то что беседу поддерживать, но даже взгляд осмысленный изобразить не может.
Она поежилась. В комнате стало еще холоднее. Холод, впрочем слегка заглушал убойные запахи рвоты, вина и испражнений, но, как водится, этот хрен тоже был не слаще редьки. При мысли о том, сколько времени придется тут провести в попытках как-то вытащить окончательно заблудившегося в какой-то мутной хрени Джерарда, у нее заболела голова. И тут… Минуточку! Вытащить! А ведь это мысль! Прежде чем пытаться вытащить его плена тяжких мыслей, надо бы, для начала, вытащить его из этого провонявшего хлева! И правда, в такой-то обстановочке вокруг… да сюда самого жизнерадостного человека запри на денек - и тот к чаше потянется. Да и Броль что-то говорил про новоназначенного коменданта, помещение освобождать надо… А этот почему-то не уезжает, хотя к его услугам целый замок - поехал бы туда и пил в свое удовольствие, без брюзжащей бролевой хари за дверью. Значит не хочет уезжать, но… к себе в замок не хочет? Или вообще никуда? Почему к примеру в трактир не съехал? Нет, про трактир лучше не напоминать, еще чего, место где выпивка всегда под рукой… А что если… Идея пришлась так неожиданно, что корина улыбка, казалось, осветила разгромленную и загаженную комнату лучше любой свечи. Аж ямочка на щеке заиграла, да глаза заискрились лукавым блеском.
- Ну благодарствую, хоть что-то из моей стряпни вам по вкусу пришлось. А теперь, давайте, вставайте. Вы тут, конечно, усраться можно какой большой начальник, но к обгаженному и немытому вашему благородному облику распухший красный нос боюсь не подойдет. - дикий контраст легкомысленного тона, сдобренного самой очаровательной из улыбок, с набором слов, за который вполне можно было схлопотать в ухо, привел ее в еще более приподнятое настроение, и она с энтузиазмом принялась теребить Джерарда за липкий от грязи рукав. - Давайте-давайте, поднимайтесь, у меня до вас куча дел, и ни одно из них не требует простуды!

Вязкие, липкие, тошнотворные мысли отступили. Сознание прояснилось настолько, что Джерард сумел приподняться на кровати без ощущения того, что она покачивается и пытается его стряхнуть. Огляделся. Да, новому коменданту крепости не позавидуешь. На его месте Джерард построил бы себе другую башню, а эту - сровнял с землей.
Новая и странная мысль вдруг пришла в его голову: мысль о том, что ему стыдно перед Корой. Пусть девица и остра на язык, но все же она не заслуживает того, чтобы находиться в этом свинарнике... впрочем, свинарник по сравнению с тем, чем стала Джерова комната, был как раз вполне приличным и респектабельным местом.
- Обгаженному и немытому... - повторил Джер Корины слова, оглядывая себя с недоумением и убеждаясь, что девушка даже немного приукрасила действительность. - Хм... Ну... это...
Сказать было нечего. Пререкаться было бессмысленно и глупо. Рубашку и брэйлы лучше всего было бы снять и закопать где-нибудь подальше, в лесу, выбрав ночь потемнее.
Джер осторожно встал. Пол не шатался, голова не кружилась, желудок не торопился исторгать прочь Корино снадобье. Это было хорошо.
Джерард, шаркая, точно столетний старец, босыми ногами по полу, добрел до сундука и откинул крышку.
Повезло. Штаны и рубаха нашлись почти сразу и были вполне чистыми. Но надевать их на свое липкое, отчаянно чешущееся тело, категорически не хотелось. Сперва вымыться. Но ждать, пока натаскают воды - нет, ему некогда.
- Подожди меня, я сейчас вернусь, - бросил Джерард Коре. - Только никуда не уходи. Я быстро.
Джер подхватил сапоги и зачем-то Бревиар и пошлепал к лестнице. Он собирался выкупаться в реке и прямо на берегу переодеться в чистое. То, что на дворе была ранняя весна и вода еще не совсем прогрелась для того, чтоб в ней можно было купаться, его мало заботило. Джерарду казалось, что он нашел простое и гениальное решение.

Кора с любопытством наблюдала за его манипуляциями. Воистину этих благородных не поймешь и не разберешь. И чего это он? Когда он извлек штаны с рубахой, да еще сцапал и меч - брови ее взлетели чуть ли не до самых волос. Но спросить так ничего и не успела, потому что Джерард исчез со скоростью панической мысли, оставив ее размышлять.
И куда это он? Да еще в таком виде? С охапкой одежды и сапогами в одной руке и мечом в другой. Вот кстати, а меч-то ему зачем? На секунду ей поплохело. Вспомнились все его слова про яд, про смерть, и мелькнула дурная мысль - уж не замыслил ли бывший леркер чего дурного? Оно конечно грех страшный, но чего только в голову такую дурную не придет по извлечении из более дюжины дней запоя. А ну как вот прямо сейчас...
Мысль была так ужасна, что молодая женщина стремглав кинулась следом. Успела еще увидеть рукав сбегавшего с последнего пролета внизу Джерарда, и побежала за ним, задрав подол чуть ли не выше колен, чтобы не мешал. Стремительно вылетела из башенки, и остановилась, глядя на стремительно удаляющуюся спину и лица стоявших в карауле и свободных от службы, слонявшихся по двору воинов.
Нда. Для тех, кто не видел Джерарда за последнюю дюжину дней, и привык видеть его аккуратным и щеголеватым, превосходно, даже чересчур для воина ухоженным и утонченным - зрелище этого существа - обросшего бородой не только не мытой, но и сохранившей следы недавних приступов рвоты, со свалявшейся, засаленной и дурнопахнущей шевелюрой, отощавшего, в одежде, превратившейся в грязное тряпье и висевшее на нем как на вешалке, да еще от которого разило за десяток футов целым букетом не самых приятных ароматов - было мягко говоря неожиданным.
Настолько, что те и не подумали не то что останавливать, но даже окликнуть своего недавнего командира. Так и стояли застыв и мало что ртов не поразевав.
Кора торопливо перебежала через двор, следом за стремительно исчезнувшей фигурой, выскочила на откос у реки, как раз тогда, когда Джерард внизу торопливо разоблачался, и только тогда вздохнула с облегчением. Что ж, видать "лечение" ее подействовало даже чересчур хорошо, если от одной только ложечки и щедрой порции колкостей его совсем недавнее желание "яду" перешло в стремительное желание немедленно вымыться. Ну, то есть она надеялась, что именно вымыться, а не утопиться.
Но в этом могла не сомневаться. Очень уж холодной была вода в таких условиях - ни один здравомыслящий самоубийца не решится долго и бессмысленно в ней тонуть, не озаботившись прихватить с собой камень поувесистее. А камня как раз она и не наблюдала.
Интересно, он что, и вправду собрался мыться? Но тогда зачем ему меч?
Ха. Вот это чудесно! Увидев для чего Джерард приспособил несчастное оружие она восхитилась так, что едва не захлопала в ладоши. Тревога вмиг улетучилась, зато пришла идея, за которую по-хорошему то могла бы в лучшем случае очень нехилого леща получить. Что если сейчас подобраться, да одежку его умыкнуть? Интересно, отобьет это у него желание в следующий раз лезть купаться в реку в начале весны? Ох надо бы. Впрочем, сам факт такого купания ее не слишком заботил. В конце концов тот был вполне здоровым и крепким человеком, воином, а не девицей изнеженной, и купание такое было бы самым лучшим лечением после долгого запоя, не только для головы, но и для тела.
Но отказавшись от идеи своровать одежду и посмотреть как он будет выкручиваться, Кора решила не отказывать себе в удовольствии полюбоваться на процесс
Поэтому молодая женщина затаилась за небольшим валуном за краем откоса, чтобы не попасться Джерарду на глаза, пока тот не войдет в воду, после чего выбралась из укрытия, и устроилась с комфортом на ближайшем пеньке, беззастенчиво разглядывая эту прелюбопытнейшую картину

Джерарду было плевать на то, кто его видит. Он бежал так, словно за ним гнались Псы из Бездны. Скорее избавиться от этой грязи, скорей в воду... Свежий весенний ветер показался бывшему леркеру таким чистым и прекрасным, что он пошире раскрыл рот, чтобы как можно больше вдохнуть в себя этого чудесного воздуха.
- Эге-ге-гей! - Джерарду хотелось орать во всю глотку, и он орал, сбегая к речке, безмятежно катившей свои волны и не подозревавшей, что ее покой собираются нагло нарушить.
Швырнув на песок сапоги, Джерард воткнул Бревиар в землю, набросил на него одежду, которую держал в руках, и принялся с яростью сдирать с себя вонючие тряпки. С брезгливой гримасой Джер отбросил полуразорванное тряпье, которое еще недавно было его одеждой, подальше и с разбега вбежал в реку.
- У-а-а-а-а-ы-ы-ы-ы! Ух! Ай! Ох, хор-р-рошо! - вопил дурным голосом Джерард, окунаясь и выпрыгивая из воды. Она была ледяная, обжигающая, от нее перехватывало дух, но она была такая чистая...
Волосы намокли, повисли склизкими сосульками вдоль лица и спины, но с ними Джерард разберется потом. Мелькнула мысль состричь к ...м собачьим, но не задержалась. Еще чего, состричь. Вымоются - и сойдет.
- Задери меня фаха-а-а-н! - с этим пожеланием Джерард нырнул. Через секунду вынырнул и, сыпя проклятиями в адрес неизвестно кого, погреб прочь от берега. Далеко заплывать он не стал - чувствовал, что еще немного - и его скрутит судорога, уж больно холодной была вода. А помирать так по-дурному, тем более, когда почувствовал, что все-таки жить хорошо, совсем не хотелось.
- Ка-а-ак родная ма-а-атушка-а-а меня провожа-а-ала! - загорланил Джерард, безобразно фальшивя. Он уже греб обратно.
- Тут и вся родня-а-а-а ко мне дружно набежа-а-ала... - Джерард перевирал и слова, и мотив. Нашарил дно, выпрямился и почувствовал, что на воздухе его тело словно загорается огнем. Это было странно приятно.
- А куда же ты пойдеш, сынок, куда-а-а ты... - проорал Джер очередную строчку, выбираясь на берег - и осекся.
Кора. Кора, которая должна сейчас сидеть в башне и ждать его, теперь сидела на берегу и преспокойно на него смотрела.
Джерард протер глаза, но Кора никуда не исчезла.
- Ты чего? - Джерард так удивился, что даже прикрыться не подумал. - Ты тут зачем?

*совместно

Кора наблюдала за этим купанием с явным удовольствием. Во-первых, энергичные движения, и особенно пение были явными свидетельствами успеха ее лечебно-воспитательных мер, и изрядно льстили профессиональному самолюбию, а во-вторых и само по себе зрелище заслуживало того, чтобы полюбоваться. Кора знала толк в мужчинах, и не собиралась отказывать себе в удовольствии, тем паче, что объект наблюдений его заслуживал. Хоть телу Джерарда явно не пошла на пользу почти дюжина дней на одном вине, но она и прежде имела возможность поглядеть на него обнаженного и разглядывала сейчас с беззастенчивым удовольствием эстета. И даже не подумала смутиться или отвести глаза. Подхватила песенку
- За тысячу миль, за высокие горы... - и оборвав ее на полуслове с весёлым нахальством пояснила - Как это зачем? Просто так!


Джерард на мгновение онемел от такого заявления. Просто так девица обычно голого мужика не разглядывает. Но он был не настолько тщеслвным, чтобы думать, что его вид мог ее чем-нибудь привлечь. Наверное, пришла сказать, чтоб долго не купался, что простудится... как тогда, когда ругалась на него во время болезни, в башне.
- Одеваюсь я уже, одеваюсь, - проворчал Джер и, сдернув штаны с меча, показал их Коре. - Видишь?
На мокрое тело штаны натягивались нехотя. Джер прыгал на одной ноге по мокрому песку и был очень недоволен тем, что Кора наблюдает его неуклюжие прыжки. Вот ведь своевольная зараза!
Наконец, штаны натянулись. Ощущение жара постепенно проходило, сменяясь вполне естественным ощущением холода. Рубаху Джер надевал уже гораздо быстрее.
Несмотря на холод, Джеру стало очень хорошо. Он чувствовал себя избавленным от грязи, по крайней мере от большей ее части.
- Хоть бы тряпку какую захватить догадалась, - заметил Джер, выкручивая волосы. - И плащ. Как вот я теперь по такому холоду обратно пойду?


- Вот и мне интересно - согласилась Кора, с любопытством следившая за процедурой одевания. Даже позу свою кошачью переменить не озаботилась, так и разглядывала, благо луна была достаточно яркой. - Свой платок не дам, он и для меня мал. Да и вам уж лучше чуток померзнуть, чем в нем обратно возвращаться. Зрелищем мокрого грогана на которого ваша светлость сейчас так похожи, наших вояк наверное не шибко удивить, но вот мокрого грогана в платочке - не надо, пощадите чувства бедолаг. Зато впредь наукой будет, не кидаться очертя голову не пойми зачем , не озаботившись простыми удобствами. А вашей милости не приходило в голову проще лохань воды горячей, да мыла попросить прямо к себе в.. ну в то, что от вашей комнаты осталось?

От грогана в платочке Джерард захохотал, несмотря на то, что это прозвище Кора применила к нему самому. А когда представил лица своих солдат, захохотал еще громче. Отсмеявшись, он тряхнул мокрой гривой и подошел к Коре, стараясь не показать, что ей удалось его озадачить своими последними словами
- Хмм... - Джерард почесал мокрый затылок. - Воду и мыло можно было, конечно, но...
Ему отчаянно не хотелось признаваться, что он как-то не подумал о таком варианте.
- Понимаешь, воду и мыло пришлось бы ждать, а мне хотелось поскорее, - кое-как объяснил свое поведение Джерард. Впрочем, Корина идея ему понравилась.
- Сейчас так и сделаем, - пообещал он девушке. - Вернемся, я прикажу принести и воду, и мыло, а ты меня будешь домывать. А то у меня ощущение, что я будто немного не домылся. Эх, были бы мы в Хайстрене... там бассейны... курильницы, ароматы всякие... ты купаешься, а тебе вино приносят, фрукты и сладости, танцуют для тебя, а захочешь - и трубку раскурят...
Странное дело, Джерард говорил о Хайстрене практически без прежней сжигающей душу горечи, будто вспоминал далекие, дорогие сердцу места. И вдруг ему отчаянно захотелось в Хайстрен. Без Генриха, да, и пусть от этого больно. Но все же - дом. Его дом. Такой же одинокий, как и Джерард. Пустой, заброшенный... Нет, только не это. Хайстрен не должен пустовать.
Джерард протянул руку Коре.
- Здесь я загадил все, что мог, - сообщил он ей серьезно. - Поедешь со мной в Хайстрен?

- Я? - Кора весело сощурилась - Вы не ошиблись ли, мой благородный лорд? Я лекарка, а не банщица. Хотя, не скрою, не отказалась бы помылить вам спинку, если конечно вы при этом меня в лохань макнуть не вздумаете. У меня, знаете ли, сменного платья с собой нет, а я не настолько эксцентрична, как ваша светлость.
Она красноречиво подпихнула носком башмака сброшенную кучу одежды, не упустив возможности подпустить шпилечку, а потом приняла руку и легко поднялась. Даже сейчас, стоя чуть по склону выше чем Джерард она была ему по плечо, и смотрела снизу вверх, что, впрочем, ни нахальства ни задора ей не убавляло.
Обычно не убавляло.
Только вот не сейчас. Потому что после его слов - ее словно поленом сзади стукнули. Она запнулась, едва успев рот, чтобы прокомментировать, что в крепости еще наверняка немало незагаженных закутков, и чтобы он не отчаивался, но так и не успела ничего сказать.
В Хайстрен? С ним?
Сморгнула непонимающе, но потом, решив, что ослышалась, потащила его наверх по откосу, едва дав время подхватить сапоги и меч.
- Чем быстрее дойдем, тем быстрее согреетесь.

*совместно

Макнуть Кору в лохань было весьма заманчиво. Вот интересно, ее ехидство при ней сохранится, если она окажется вместе с ним в одной ванне, заполненной мыльной водой? Что-то подсказывало, что да. Но проверить захотелось все равно.
Что это? Почему в ответ на его предложение у нее не нашлось ни одного слова? Он ждал потока колкостей и поддевок, но их не последовало, и тут Джерард растерялся. Такую Кору он еще не видел.
Словно послушный ребенок за нянькой, он поплелся за Корой. Но, подходя к крепости, почувствовал такое непреодолимое отвращение при мысли о том, что сейчас придется возвращаться в оскверненную им же самим комнату, что остановился, дернув Кору за руку.
- В комнату не пойдем, - заявил он решительно.
Джер заглянул в общий зал и подозвал к себе нескольких солдат. При его появлении в зале наступила ожидаемая неуверенная тишина: люди не понимали, как теперь вести себя с бывшим командиром и терялись в догадках, что он может выкинуть. Но ничего особенного не произошло. Он всего лишь попросил принести ему из комнаты те его вещи, которые были в более-менее нормальном состоянии, а сам плюхнулся на скамью и потянул Кору за собой.
В зал, казалось, проник невидимый колдун и наложил на присутствующих заклинание недвижимости и безмолвия. Солдаты напоминали сейчас не живых людей, а скульптуры, которые вылепил немного сумасшедший скульптор и расставил по помещению в произвольном порядке. Джерард с недоумением осматривался, даже не подозревая, что такую реакцию спровоцировал он сам.
- Чего это они? - шепотом спросил он у Коры. - Заболели, что ли?

- Не-а. - также шепотом отозвалась Кора, у которой поведение солдат не вызвало никаких вопросов. - Они просто пока не могут разобраться, вы уже в своем уме, или все ещё нет. Вот и опасаются, а ну как сапогами начнёте снова кидаться, или покусаете кого…

Джерард покосился на Кору с недоверием. Сапогами кидаться он мог, тут претензий не было, но кусаться? Она шутит? А если нет?
Джерард потер лицо ладонями, силясь вспомнить прошедшие в пьяном угаре дни, но вспоминались бессвязные обрывки, чудовищные, нелепые и безумные видения, звон битого стекла и собственные жуткие мысли в те редкие моменты, когда он слегка трезвел.
Неужели это было со мной? Неужели это все делал я сам? Забился в нору и трусливо там дрожал... а они все это видели... Боги, какой стыд...
Прочь, прочь из Ольстейна, прочь от этого чувства стыда, которое уже хочется поскорее запить вином. О нет, сейчас ему нельзя пить вина.
- Не обращайте на меня внимания, - обратился Джер к солдатам. - Занимайтесь своими делами. Скоро вами займется ваш новый командир, слушайтесь его и верно служите. И храни вас Дюжина. И это... в комнате моей... приберите. Ему ж там жить.
Неуклюже попрощавшись таким образом с людьми, Джерард умолк. Никто не торопился следовать его совету и "заниматься своими делами". Солдаты явно ждали продолжения речи, но ее не последовало. Джер испытывал мучительное желание залезть под скамью или хотя бы закрыть руками глаза, как делают маленькие дети - думая, что раз они никого не видят, то и их никому не видно.
К счастью, его мучения прервали вернувшиеся посланцы. Один тащил ворох вещей, увенчанный трубкой Джера и мешочком с монетами, второй - корзинку с Кориными пузырьками. Больше ничего ценного в комнате бывшего леркера обнаружить не удалось.
Поблагодарив, Джерард, кое-как отряхнув с ног налипший песок, обулся, набросил плащ (мятый, весь в каких-то пятнах и в нескольких местах прожженный), прикрепил к поясу меч и снова обратился к солдатам.
- Ребята, я уезжаю. Все эти годы вы верно и преданно служили короне, так продолжайте так же служить и впредь, и боги вас не оставят. Простите, если что было не так... Я пошел.
Ага, как бы не так, пошел он. В зале раздался сперва нерешительный, потом нарастающий гул голосов, каждый хотел тоже сказать командиру на прощание хоть слово, все словно ожили, стали подбираться ближе - и образовалась такая каша, что у Джера голова пошла кругом.
Решив прекратить это бестолковое прощание, он спросил у одного из офицеров:
- Там в подвале хоть что-нибудь после моих возлияний осталось?
Получив утвердительный ответ, он распорядился:
- Выставить всем от меня по стакану... да что там по стакану, по три - вина!
Хаос немедленно превратился в упорядоченное движение, люди засуетились, занялись делом, и Джер, сопровождаемый несколькими офицерами, выбрался, наконец, из крепости.
- Кора! - позвал он, потеряв девушку из вида. - Ты где?

*совместно

- Ушла наверное, господин лер.. - начал было один из сопровождавших - дюжий руггер, осклабившийся до ушей от своей оговорки, хоть и поспешил поправиться - простите, ваша светлость. Как ей корзинку вручили так и выскользнула из кордегардии, больше вроде и не видел.
- Нет, мы когда выходили, она с Бролем разговаривала. Да вон они оба - поправил другой, указывая на две фигуры, спускающиеся по наружной лестнице башенки, в которой и помещались жилые комнаты офицеров. Броль, когда вышел на освещенный факелом круг света, выглядел пришибленным, Кора же спускалась с царственной невозмутимостью, придерживая одной рукой корзинку, упертую в бок, а второй придерживая концы большого шерстяного платка, в который снова закуталась. Увидев нескольких человек рядом с Джерардом тоже вышла за ворота и вопросительно оглядела всех.



От этого "ушла" у Джерарда внутри разлился неприятный холод. Он уже готов был ринуться в темноту на поиски Коры, но тут же увидел ее. Куда это она, интересно, собиралась уйти? Без него?!
Джерард даже не подумал о том, что у Коры могут быть свои планы, что она вовсе не обязана его слушаться. Для себя он уже решил, что поедет в Хайстрен с ней. Одному ехать было все же жутковато.
- Кора! - Джерард бесцеремонно схватил ее за руку. - Ну где ты пропадаешь, нам же пора!
Не выпуская ее руки, он вместе с девушкой пошел в конюшню, там все же отпустил - чтобы оседлать Мунгура, а затем вывел его во двор и, подхватив Кору, усадил ее поскорее на коня - а то мало ли, вдруг маленькая язва опять вздумает куда-нибудь запропасть.
Затем Джер взобрался в седло сам и, красиво взмахнув рукой всем, кто оставался во дворе крепости, поскакал к воротам. Створки распахнулись - и Мунгур, рассчитывавший на уютный сон после сытного ужина, вынужден был нести свою ношу к парому.


- И куда это мы едем, ваша светлость? - полюбопытствовала Кора, оборачиваясь назад. - Мне в обратную сторону надо, по той дороге что от Ольстейна на восток


- Мы едем, прежде всего, в Синий Хвост, - ответил Джерард. - Потом в Хайстрен. А в обратную сторону тебе зачем?



- А какого плешивого грогана я забыла в Синем Хвосте? И уж тем более в Хайстрене? Вы, часом не повредились ли снова в уме, ваша сумасбродная светлость? - искренне удивилась Кора.


- В Синий Хвост нам по дороге, в Хайстрен еду я, а ты - со мной, - пояснил Джерард. - И мой рассудок в полном порядке. Ты разве не согласна ехать со мной? В Хайстрен?!
Последнюю фразу Джер произнес таким удивленным тоном, как будто услышал, что Кора отказывается от путешествия по всем двенадцати небесам.


- Я? В Хайстрен? - Кора слегка завозилась, выпростав руку и извернулась, чтобы пощупать ему лоб. Выразительное и подвижное лицо отразило крайнюю степень недоумения. - Странно. Жара вроде нет. Это новый вид бреда какой-то, который без лихорадки? Эй, милорд, вы хоть поясните, на кой меня туда надо? Неужто в Лансе так туго с прислугой или лекарями, что вы себе будущих работничков аж в Беллонии похищаете?

*совместно

- Как это - на кой? - Джерард нахмурился. Отказ Коры ехать совершенно не входил в его планы, он даже не представлял себе такую возможность, и теперь так растерялся, что даже остановил Мунгура.
- То есть, ты ехать не хочешь? - глупо переспросил бывший леркер то, что было и так очевидно. - Но... почему?



- Дак потому, что что мне там делать, не пойму, - Кора недоумевала столь же искренне. - Прислуги и лекарей у вас там своих хватает, так на кой вам ещё и я?


Вопрос был резонный, и ответ на него был только один: "Потому что я так хочу". Но Кору такой ответ вряд ли бы устроил, поэтому Джерард задумался, хотя мыслительный процесс давался ему с явным трудом. Потекли секунды, складываясь в минуты.
Мунгур недовольно переступал ногами: ехать, так ехать, стоять - так слезайте.
- Я не знаю, есть ли там сейчас вообще кто-нибудь, - наконец, произнес Джерард. - После всего, что было, вполне возможно, что никого не осталось. Я...
Джерард провел рукой по лицу. В самом деле, его идея теперь и ему самому начала казаться бредом. Схватил Кору, повез куда-то среди ночи...
Прошелестели ветки, потревоженные ночным ветром, сонно пискнула какая-то птица, из оставленного за спиной Ольстейна донеслась протяжная песня. А здесь, на дороге к парому, было тихо и темно.
- Скажи, куда тебе нужно, я отвезу, - вздохнув, проговорил Джер. - На восток, говоришь?


Кора воззрилась на него совсем уж непонимающе. Чтобы в огромном замке никого не осталось? Это что ж за побоище там должно было произойти? Она невольно поежилась. Слухи ходили самые разные. Кто-то говорил что город и замок взяли штурмом, кто-то наоборот, что те сдались без боя, но все сходились на множестве виселиц, на которых Безмордый вздернул кучу народу. Она-то полагала, что наверное речь шла о воинах мятежного герцога, как это было в Вестморе, но после слов Джерарда подумалось - выходит, правы те, кто говорят, что это чудовище вообще вырезало там всех, включая слуг? Раз уж сам Джерард полагает что там никого могло не остаться... Стоп. Как это "могло"? Он же был там вроде и должен знать? А может нет? Не потому ли и в запой ушёл, от жуткого зрелища? Хотя с чего бы ему по челяди горевать тоже? Она помотала головой.
- Ну да. На восток, в деревню что прямо по дороге от Ольстейна, домой.
А потом, немного погодя, поколебавшись, всё-таки спросила
- А что там было-то? В Хайстрене. Сказывают разное...


Какое-то время Джерард молчал - разворачивал Мунгура. А потом, направив его неторопливым шагом, все же ответил:
- Когда мы приехали, все было кончено. Почти все. Генрих...
Джерард сглотнул. Произнести это вслух оказалось тяжело.
- Генриха убила... Изабель.
Черноволосой стервы больше не было на этом свете, но Джерард искренне надеялся, что в той бездне, в которую она попала, ей воздается за все сполна.
- Я вошел туда. Я его там увидел... Он в кресле. Сидел.
Слова были тяжелыми , будто камни. Чтобы их выговаривать, приходилось прилагать непривычные усилия. Джерард больше не мог говорить о Генрихе.
- А потом один придурок, начальник стражи, решил побунтовать, закрылся в башне...
О том, как по собственной дурости сделался заложником, Джерарду вообще говорить не хотелось. Да и ни к чему об этом говорить с женщиной, разве она что-то поймет? Она вон простого понять не может - зачем нужна в Хайстрене. Она нужна ему, Джерарду, но ей в деревню надо, домой...
"Отвезу ее и напьюсь в Синем Хвосте", - решил Джер. Они ехали по объездной дороге вокруг Ольстейна. Крепость стала вдруг недосягаемой. Там остался прежний, такой привычный и упорядоченный мир Джерарда. Впереди были одиночество и неизвестность.
"Напьюсь - и плевать на все", - снова подумал Джерард.

*совместно

- Оно понятно. Про то все говорили. А что было потом? После всего. Это правда, что всех перевешали? Мне не верилось, что и слуг тоже, все ж таки даже в Вестморе когда лордов и семьи их казнили челядь вроде не трогали, так выходит в Хайстрене хуже было? Ну, раз думаете что там может быть уже никого?



- Никаких слуг не вешали, - Джерард даже передернулся от такого предположения. - Слуги-то причем? Предателей только наказали.
Как наказали, Джерард не стал уточнять. Ольстейн остался за спиной, впереди было поле, за полем - небольшой лесок, а за ним - деревня Коры. Ехать всего ничего. От этой мысли Джерарду стало почти тошно. Он представил, как поедет обратно, уже один, как переправится через Тиссу, как поедет привычной дорогой в Хайстрен... Надо будет запастись вином, и побольше.
- Мне кажется, что Хайстрен теперь совсем пустой, - заговорил Джерард негромко. Он даже не заметил, что говорит вслух. - Слуги, скорее всего, разбежались кто куда. Даже Гару оттуда ушел. И правильно - что там делать слугам без хозяев?
А его танцовщицы? Джерард удивился, что только теперь вспомнил о них. Тоже убежали или сидят и ждут его в своих покоях?
- Поеду туда. Сегодня. Вот отвезу тебя и поеду. Давно надо было...



- Всего-то - протянула Кора почти разочарованно. Хоть и страшно было представлять сцены массовых казней, но всё-таки какая-то часть каждого человека как ни крути а все равно любопытствует до того, что пострашнее. И уже по-хозяйски устроилась поудобнее, резонно заметив
- Так с чего слугам-то тогда было разбегаться. Там тепло, хорошо, кормёжка верная, работка непыльная, думаете идиоты сбегать невесть куда, оставив верный кров да жалованье? Ха, идиотов в этом мире много, но не настолько же. Так что примут вас там в лучшем виде, ваша светлость, уж не сомневайтесь.
Сама не поняла почему, но фраза прозвучала далеко не так оптимистично, как хотелось бы. Да и веселиться было вроде не с чего. Закончилось интересное общение. Новому герцогу теперь хватит народу вокруг, что будут вокруг с бубнами бегать да в печалях утешать.

*совместно

- Всего-то, - передразнил ее Джер. - А надо было, чтоб их на колья вздернули и расставили вдоль побережья?
Он хотел было прибавить, что такое зрелище было бы как раз в Корином вкусе, но передумал.
- Не возись, а то свалишься, - предупредил он девушку, которой вздумалось поерзать.
А сам задумался. Кора снова права. Это ему почему-то все время мерещится пустой Хайстрен. А там наверняка все по-прежнему. По вечерам загораются светильники, накрывают на стол... за который некому садиться. Звучит музыка... которую некому слушать.
Джерард вздрогнул. Боги, что это за наваждение? С каким удовольствием он поехал бы сейчас куда угодно, хоть к фаханам в... в гости, но нужно - в Хайстрен.
- Вот я дурак... - сказал он вдруг. - Хотел показать тебе замок, фонтаны, сады... Думал, тебе там понравится. Думал, захочешь со мной поехать. А тебе, значит, в твоей деревне интереснее.


- Я видела Хайстрен... - задумчиво проговоила Кора, впервые за все время их знакомства не ответив колкостью и даже не глядя на него через плечо как делала это раньше. - Замок, похожий на сказку даже издалека. Видела его сады, утопающие в зелени и бассейнах и думала что даже на небесах нет места прекраснее.
Она помолчала и хмыкнула
- Ничего-то ведь вы обо мне не знаете, ваша светлость. Я ведь родом из Мэйнстона. И хайстренские стены помню вторым воспоминанием из детства - его башни было видно из окон дома где я жила.



- Чего-чего? - Джерард едва сам с Мунгура не свалился. Кора - родом из Мэйнстона? Они когда-то жили, получается, совсем рядом. Странно, но эта новость его почему-то обрадовала.
- Рассказывай, - потребовал Джерард, придерживая и без того не слишком резво трусившего Мунгура. - Все рассказывай. Кто были твои родители? Как ты сюда попала? Почему не осталась в Мэйнстоне?

Кора невесело хмыкнула
- Эк как у вас шустро-то ваша светлость. Вот так прям сразу взять да выложить? Это с какой радости? - она заерзала, пытаясь поглядеть назад, но при таком положении не очень-то поерзаешь. - Ну а, впрочем, отчего бы нет.
Неожиданно ей стало неприятно. До сих пор их веселое общение было ей только в радость. Кокетничать и нахальничать с Джерардом почти на равных было так здорово. Хотя никакими иллюзиями она отродясь не страдала, да и отребьем себя не считала, но прекрасно понимала, что если расскажет Джерарду всю свою подноготную - то утратит в его глазах тот ореол таинственности, который имела до сих пор - появляясь из ниоткуда и исчезая. Но ведь теперь и этом поменялось. Он теперь герцог Ланский. Ему все равно придется уехать в Хайстрен, а там вокруг него с первого же дня будет виться столько охотниц - от шлюх до благородных, что им в любом случае больше не видаться. Разве что раз в году когда до нее очередь дойдет. Ха, а забавно было бы поглядеть.
К слову говоря, у Коры и мысли не мелькнуло о том, чтобы соврать. Зачем? И без того же ведь понятно, что общению их пришел конец. Уж что-что а по ее обществу герцог Ланский в своем огромном окружении уж точно не заскучает. Так чего ради врать? Вот еще, лишний труд мозгам. Потому и ответила буднично
- Мать была "дамой" в "Доме цветов". Слыхали наверняка, самый дорогой бордель в Верхнем городе. Отец... да пес его знает кто. Кто угодно из тех, кто мог себе позволить это заведение. С одиннадцати, как началась первая война с Логрией - училась на десту при мэйнстонском храме, в пятнадцать меня оттуда выперли, вернулась в "Дом цветов", тоже "дамой" - шлюхой из дорогих. Потом один их богачей ваших меня оттуда к себе забрал жила при нем содержанкой, да не простой, а как полагается. Он меня в Хайстрен и возил когда приглашен был туда на пир. Потом - вторая война, он решил сбежать, прихватил меня, слуг да деньжата. Собирался в Вудвилл к каким-то там родственникам, но добрался только досюда.Помер от малярии, а я тут и осталась. Дядюшка Жиль вот выходил, на ноги поставил, а потом и в помощницы взял и учить своему делу. - она поглядела на Джерарда с ехидным вызовом. - Так что вот так. Деста, шлюха и травница - чего ж я забыла в Мэйнстоне, мне туда после войны не к кому и не к чему было возвращаться. А тут - вишь, дядюшке Жилю на старости лет подмога, хоть пользу приношу.

Джерарда упоминание о "Доме цветов" неприятно поразило. Странно, ведь можно было предположить по тем же крепким выражениям и непревзойденному нахальству, что Кора вряд ли относится к благородному сословию, хотя до сих пор Джерард даже не задумывался о ее происхождении. Кора появилась в его жизни внезапно и продолжала появляться тогда, когда ему была необходима помощь. Кора была непохожа ни на одну из женщин, которых Джерард знал прежде: ни на скучных и непонятных леди его круга, ни на молчаливых аспарок, не имевших, казалось, никаких собственных мыслей и желаний. С Корой ему всегда было легко, просто, веселои как-то свободно. И ее манера выражаться была неподражаемой: ее крепкие словечки, выражения и ругательства Джерарда искренне восхищали. У Коры всегда было свое мнение, на все - свой взгляд, и потому с ней бывшему леркеру было так интересно.
Но "Дом цветов"!
Бордель!
И Кора была там, и каждый, кто хотел, мог в любой момент, заплатив...
Джерард скрипнул зубами, сдерживая готовые вырваться проклятия. Кора и бордель. Ну что за баргестов мир? Ну что за баргестова судьба? Почему единственная женщина, которой Джерард по-настоящему заинтересовался, оказалась...
Слово "шлюха" по отношению к Коре не получилось произнести даже мысленно.
"Напьюсь", - эта мысль подействовала на Джерарда успокаивающе.
- Вот не сомневаюсь, что из дест тебя выперли, - Джерард с усилием отпихнул от себя навязчивую мысль о Кориной жизни в борделе, а потом с каким-то богачом. Сейчас он отвезет ее в деревню, а сам уедет в Ланс. Эти последние минуты не хотелось портить.
- Представляю, как ты там разговаривала с несчастными женщинами. Удивляюсь, что они так долго тебя выдержали - целых четыре года! Поистине, у этих дест было нечеловеческое терпение!

Кора прыснула. Угрюмый комментарий Джерарда неожиданно снова поднял ей настроение. В конце-то концов, ведь все правильно. Кто он а кто она.Ну и что с того, что он ей нравится. Правильно было ему рассказать, все правильно. Чего ради развивать какие-то иллюзии да строить сложности, когда в жизни все просто.
- Как бы не так. Меня, между прочим, на обучение и отдали-то только потому, и ежу пьяному было понятно, что декоративная армия вашего досточтимого батюшки против логрийских легионов город и суток не удержат. Попросту спрятали - меня, и еще нескольких девчонок, чтобы нас не "попортили" раньше времени. Храм-то был идеальным местом, логрийцы чтят Дюжину. А когда война закончилась и бордель потребовала вернуть нас назад, святые сестры возмутились, дескать мы в этих девчонок труды вкладывали, учили, кормили, мало ли, что на ваши же денежки, так что нате-ка-выкусите-ка, они останутся у нас. Так бы и киснуть мне в дестах, кабы один молодой дестур не подсуетился. Сам причем отмазался, сукин кот, навешал всем, дескать, это я-де его соблазнила да совратила, да с пути сбила. Чтоб его гроганы в зад имели до конца времен. Ну а что - он такой весь из себя праведный а я - от шлюхи в борделе рожденная, понятно кому б поверили. Хорошо еще обетов никаких на то время дать не успела, иначе утопили бы в нужнике как котенка, а так всего лишь выпороли как котлету, да вышвырнули вон. Ух и зла я тогда была. Хотя, по большому счету наверное поблагодарить должна была бы. Иначе так и куковала бы там до конца своих дней. - тонко очерченное лицо с большими темными глазами исказилось чуть ли не сладострастной но очень злой гримасе. - Пресвятой отец Данел. Бывший, хех.

*:

"Декоративная армия" хлестнула, точно хлыстом, по и без того взбудораженным нервам Джерарда. Он едва не заорал на весь лес, что никакая она была не декоративная, но сдержался, и из его горла вырвалось только глухое рычание.
Но дальше слушать было уже невмоготу. Теперь выяснялось, что Кориным первым мужчиной был какой-то подлый дестур. Это слушать было выше Джерардовых сил.
- Довольно! - рявкнул он. - Хватит!
И погнал вперед Мунгура так, будто за ними гнались баргесты вместе с фаханами, с диким гоном за компанию.
Деревня выпрыгнула на них внезапно, сразу же из-за поворота. Окна в домах не светились - ведь люди спали. Только в дальнем строении, в котором угадывался трактир, призывно горели два небольших, затянутых пузырем, окошка. В ближайших дворах трудолюбиво залаяли собаки.
Джерард придержал Мунгура.
- Куда тебя? - спросил он мрачно.
Вот и все. Сейчас Кора растворится в этой деревне, пойдет себе к какому-нибудь мужику - ведь у нее явно кто-то же есть. Иначе она бы не отказывалась столько раз от его предложения. Приехать в Хайстрен вместе с его хозяином - разве такая перспектива не покажется заманчивой любой женщине? Видимо, Коре было что терять в этой грогановой деревне.
От мысли о том, что сейчас Кора отправится греть какому-то счастливчику кровать, Джерарду немедленно захотелось влить в себя как можно больше вина. Сейчас... Вот довезет Кору до ее дома и отправится прямиком в тот трактир, что светится на горке. Выпьет, Мунгур передохнет, и уж потом, на рассвете можно будет ехать в Хайстрен... одному.
Джерард никогда еще не ощущал себя настолько одиноким и никому не нужным, как в эту трижды проклятую ночь.

*совместно


Кора едва не свалилась, когда конь понёсся вскачь, и лишь чудом не выронила свою корзинку. Инстинктивно прогнулась, чтобы наклонившийся вперёд Джерард ее не придавил, но всё-таки не прижало плотнее. Хотя это относилось скорее к приятным ощущениям. Больше они не разговаривали до самой деревни.
- Сюда. - Кора соскользнула с седла вперёд ногами, отчего юбка в нее задралась на короткое время чуть ли не до затылка, но тут же опала обратно. Она поудобнее перехватила корзинку и указала на довольно большой по деревенским меркам аккуратный домик с какой-то боковой пристройкой и крышкой земляного погреба во дворе. - Тут этот дом всякий знает, дядюшка Жиль - лучший лекарь на всю округу. Если вдруг какая надобность.. весело продолжила,и осеклась. На мгновение помрачнела а потом с какой-то злой решимостью тряхнула головой - Какая, к баргестам надобность что я несу. Как бы ни был хорош дядюшка Жиль, даже он сам явно хайстренским лекарям не чета, так что надобности до нас у вашей светлости больше не будет. Ну, дай Санат здоровьица, чтобы и вовсе в лекарях не нуждались




Немного посветлело на душе от того, что Кора живет у Жиля. Старик был явно стар для того, чтоб быть ее сожителем.
"Вот я дурак-то. В деревне полным-полно мужиков. Какая разница, где она живет..."
Но все равно, ему стало чуточку легче.
- Что ж ты скачешь-то, неугомонное ты создание, - добродушно проворчал он. - Я мог бы и сам тебя снять.
Джерард зачем-то спрыгнул с Мунгура следом за Корой.
- Плевал я на Хайстренских лекарей, - заявил он. Минуты утекали, словно вода между пальцами. Или песок. Таяли, как снег на солнце. Неумолимо приближали миг, когда они сделают шаг - каждый в свою сторону, увеличивая и увеличивая расстояние между ними...
Джерард намотал на кулак поводья Мунгура, глянул в небо, где равнодушно перемигивались звезды и глубоко вздохнул.
- Прощай, Кора. Благослови тебя Дюжина...
Тут бы ему и пойти себе потихоньку к огням трактира, притягивающим его, точно бестолкового мотылька, но Джер еще помедлил немного. А потом, решившись, притянул Кору к себе свободной рукой. Хоть поцелуй на прощанье вырвать у этой странной судьбы, которая швыряет его, как осенний лист в лесном ручье, в разные стороны...
Джерард крепко поцеловал Кору, повинуясь своему внезапному порыву, а она едва заметно вздрогнула, а потом закинула руки ему за шею и прижалась к нему всем телом, отвечая на поцелуй так, словно только того и ждала.
Если бы Кора начала сопротивляться и ругаться в своей привычной уже Джеру манере, то бывший леркер не удивился бы так сильно. Реакция Коры заставила его опешить и замереть – но только на какую-то долю секунды. А в следующий момент он обхватил девушку уже двумя руками, забывая о том, что в правой зажаты поводья Мунгура, и с жадностью продолжил поцелуй. Мунгур был крайне недоволен тем, что его дергают туда-сюда и высказал свое недовольство возмущенным фырканьем, но кто его слушал…
Этот безумный поцелуй продлился гораздо дольше, чем мог рассчитывать Джерард, но в конце концов настойчивое подергиванье в правой руке вернуло бывшего леркера с небес на землю.
Тяжело дыша, будто только что преодолел бегом все ступени лестницы, ведущие в его комнату на вершине башни, держа при этом на руках Мунгура, Джерард кое-как оторвался от Коры.
Мунгур всхрапнул и дернул головой, как будто хотел сказать: «Попрощался – и иди себе, чего встал столбом?»
Джерард медлил, вглядывался в глаза Коры, но было слишком темно, чтобы разглядеть их выражение.
Уезжать в Хайстрен без нее казалось невозможным.
Но просить в третий или в какой там раз, чтобы снова услышать отказ, Джерард уже не мог.
- Эх, Кора… - вздохнул Джер. «Как хорошо было бы нам вдвоем в Хайстрене… Ну почему ты отказалась? И если отказалась, то почему меня целовала? И куда делись все твои привычные колкости? Ну почему ты такая непонятная?»
- Я пошел… - Не найдя слов, чтобы высказать все, что он думал, Джерард выговорил первое, что пришло ему в голову.
- Пошел я… в общем… да.



Кора явно попыталась изобразить улыбку, но, пожалуй посмертный оскал мертвеца выглядел бы веселее. Уголки рта дернулись вниз и явно с ощутимым сознательным усилием попытались приподняться, отчего вместо улыбки получилась вымученная болезненная гримаска.
Ну вот и все.
- Да хранят вас боги, ваша светлость. - и, как ни крепилась а всё-таки добавила - Если вдруг заскучаете в своем Лансе - у меня для вас всегда найдется порция какой-нибудь полезной гадости, чтобы жизнь медом не казалась.
На словах "у меня для вас всегда найдется" деланно-бодрый голос дрогнул, и договаривала она уже даже не пытаясь улыбаться.



Джерард уже скучал, и не просто скучал, он ощущал сейчас такую тоску, что впору было завыть по-волчьи на луну, которая бледно светилась в небе над деревней.
- Нет бы чего хорошего предложить, а ты опять про гадости, - слова тяжелые, как камни. Надо идти. Все сказано, все решено, все так, как должно быть, и все очень погано.
- Ты это... если обидит кто или что нужно будет - дай знать.
И, резко выдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Джерард с громадным усилием повернулся и пошел прочь от Коры к трактиру, ведя за собой Мунгура.



Кора не стала его удерживать. Стояла еще долго, провожая удаляющегося Джерарда взглядом, и лишь когда он скрылся в темноте, вздохнула, подняла выпавшую корзинку, закинула в нее высыпавшиеся свертки и баклажки, да и отправилась в дом.
Там было тихо. Старый лекарь ворочался и покашливал на своей половине. На чердаке изредка ухала сова. В комнатке пахло сушеными травами. Кора поставила свою корзинку на стол, зажгла масляную лампу. Тихо, стараясь не шуметь, налила из кувшина воды в таз, вымыла лицо и руки, распустила и расчесала волосы, а потом, принялась раздеваться, чтобы лечь спать.
Сказка закончилась - от этого было немножко грустно. Но разве же могло быть как-то иначе? Да, могло. Куда как хуже могло быть. Могло и не сработать жилево пойло, и ее насмешки, и рискованные манипуляции со рвотным корнем. Мог и допиться вусмерть Джерард, ну или просто послать подальше Кору с ее лечением. А так... Все ведь закончилось хорошо. Жив. Теперь даже здоров. Поедет в Ланс и будет там герцогствовать.
В то, что сказала напоследок - что мог бы приезжать время от времени, Кора не верила ни на йоту. Шлюх и в Лансе хватает, а она уже давно отошла от дел, так было бы ради чего мотать в такую даль.
Жизнь, которую Кора с раннего детства видела с самой неприглядной и постыдной стороны давно привила ей довольно циничный и философский взгляд на вещи. Иллюзии, фантазии, мечты - это все было для девиц из другого круга. А таким вот как она, насквозь приземленным, и знающим что к чему, всякое такое было смешно и глупо.
Так что все закончилось хорошо. Вон, еще и поцелуй перепал напоследок, и взгляд этот его. Приятно так.
Будет что вспоминать и думать, что на какое-то время было вот это . Теплое. Даже как будто пронизанное горечью - вон как слова его звучали. Будто с возлюбленной расставался. Эх... Ну что же, можно будет повспоминать, и помечтать и говорить себе - вот, герцог Ланский смотрел как-то на меня такими вот глазами...
Кора не умела мечтать о несбыточном. Твердо стояла обеими ногами на земле, и умела ценить каждую крошку. Драгоценную. Все ценное - мало. Булыжники да скалы огромны и их везде полно. А драгоценные камни - крошечные. И каждая алмазная крошка стоит неизмеримо больше десятков громадных известковых глыб.

Ночной сырой воздух трепал волосы, пытался пробраться под плащ, пробегал по лицу, заставляя вздрагивать и поеживаться. А впереди слабо и призывно светилось окошечко трактира. Джеру казалось, что в мире больше ничего не осталось - только этот слабый огонек в ночи. В какой-то момент бывший леркер даже подумал, что он обречен теперь бесконечно идти в нескончаемой ночи к огоньку, который так и будет мерцать вдалеке, не приближаясь к нему ни на дюйм. Джерард глубоко вдохнул, тряхнул волосами и ускорил шаг. Мунгур за его спиной фыркнул и тоже тряхнул гривой, скопировав в точности движение хозяина.
Трактир потихоньку вырастал перед ними, выдвигался из тьмы и обретал внушительность. И вот уже Джер стоял под вывеской в форме щита и размеренно стукал в тяжёлую деревянную дверь. Открыли ему не сразу. Деревенские жители настороженно относятся к таким поздним визитам. Признав в запоздалом гуляке бывшего коменданта Ольстейна, хозяин, хоть и был сонный, но подсуетился и устроил и Джера, и Мунгура. Первому притащил вина и хлеба с сыром, второму - сена и воды. И с чувством выполненного долга отправился дремать на лавку в дальний угол зала.
Вино... оно показалось Джерарду горьким, как полынь. Но он вливал в себя кружку за кружкой. Зашумело в голове, мир качнулся и поплыл, но почему-то от этого стало только хуже.
А потом началось что-то странное. Сознание Джерарда то покидало его, то возвращалось, но каждый раз он оказывался в новом месте. Сперва Джер обнаружил себя в конюшне, он в чем-то признавался Мунгуру и обнимал коня, терпеливо терпящего внезапный прилив нежности у хозяина, за шею. Потом был провал, и снова Джер пришел в себя уже у какого-то дома, он ломился туда и требовал срочно предоставить ему перо и чернила. К счастью, хозяева то ли крепко спали, то ли не решились открыть, то ли были в отъезде. Вновь темнота - и Джер видит себя уже на берегу скромного деревенского пруда. Он трудолюбиво обрывает едва успевшие выпустить листочки ветки и составляет из них букет весьма варварского вида. А в следующий раз бывший леркер пришел в себя у дома Коры. Все прошлые терзания казались ему теперь такими несерьезными... Коре надо было подарить цветы, женщины ведь любят цветы, вот он их ей и подарит, и неважно, что цветы его совсем и не цветы, а ветки, важен ведь сам факт. А потом, разумеется, Кора сразу же согласится с ним поехать, а как иначе?
- Кооораааа! - проорал Джерард, размахивая "букетом" и периодически пошатываясь. - Выходиии! Смотри, что я тебе приии... ой.... принес!!!
Последний взмах оказался слишком интенсивным, и Джер, не удержавшись, упал на спину, и встать почему-то не мог. Его руки и ноги были мягкими и непослушными, а движения напоминали подергивания упавшего на спину жука.

*совместно

В затянутом пузырем окошке засветился огонек. Послышалась какая-то возня, а потом дверь распахнулась.
- Да чтоб тебя зеленый гроган в зад трахнул, балахвост недобитый - донеслось изнутри, скорее ворчливо, чем гневно, и на пороге появилась Кора, в ночной рубахе до пят из простого небеленого полотна, с наброшенным на плечи широким платком, со взъерошенными со сна и разметавшимися по плечам волосами и коптящей масляной лампой в руке. - Чего орешь посре... -
Тирада оборвалась мгновенно, и в следующую секунду молодая женщина только молча хлопала глазами, с полуоткрытым ртом, обозревая представившуюся ее взгляду картину. Бывший леркер Ольстейна, а ныне - герцог всея Ланса, с каким-то рукотворным подобием веника в руке, да еще нелепо дергающийся, лежа навзничь в неаппетитного вида вязкой грязюке, над составляющими которой равно поработала мать -природа да испражнения проезжающих по дороге лошадей и прогоняемых с пастбища быков.
- Эм... Ваша светлость? Вы это чего?



- Кора!!! - Джерард обрадовался искренне, как ребенок, получивший долгожданный подарок. - Кооора, смотри, что я тебе принес!
Он не без гордости продемонстрировал свой букет даме. Правда, для достижения большего эффекта нужно было протянуть его, опустившись на одно колено, но это довольно сложно проделать, лежа на земле.
- Я это тебе, чтобы ты... а потом... и вот... ты ведь да?
Язык заплетался вместе с мыслями. Было одновременно хорошо и плохо. Хорошо рядом с Корой, плохо от выпитого вина. А еще было наконец-то спокойно. Он был там, где все время хотел быть. Не на земле, разумеется, а рядом с ней.
Теперь все точно будет хорошо...
Джер попытался встать, не вышло, попробовал хотя бы подползти поближе - тоже не вышло, и силы таяли, как снег под солнцем, и почему-то стало клонить в сон...
- Я за тобой... я без тебя... я... не...
А в следующую минуты Джер уже спал с блаженной улыбкой абсолютно счастливого человека.



Сцена абсолютного ступора была бы достойна того, чтобы выткать ее на гобелене. Впервые! Впервые в своей жизни Кора стояла буквально распахнув рот и не находя не то что слов, но даже и звуков, способных хоть как-то прокомментировать это дикое, невозможное, неслыханное, но такое странно трогательное зрелище. Стоя в остолбенении и глядя на кое-как ворочающегося мужика у своих ног, который предпринимал малоэффективные, но очевидные попытки подползти поближе, Кора не то что говорить, но даже и думать ничего не могла.
Лишь спустя несколько бесконечно долгих минут, после того, как Джерард с блаженной улыбкой свернулся на земле и явно собрался проспать тут до утра, она наконец закрыла рот, и осторожно присев, свободной рукой пощупала его голову и шею. Вроде цел. Выходит, всего лишь пьян. Опять? Мда-а.
Только зачем он здесь? Веник этот из веток. "Я за тобой, я без тебя...." Это что?
Очевидный вывод был такой очевидный, что стукнул по голове вторым шоком, не хуже первого, заставив во второй раз беззвучно разевать рот.
Сзади заскрипели рассохшиеся доски.
- Кора? Это чего тут? - старый лекарь, неловко переступая узловатыми, деформированными ступнями по полу подошел поближе, и остановился у нее за спиной. Он тоже был в ночном балахоне, седые всклокоченные волосы, борода и морщинистые обвисшие веки под кустистыми бровями делали его похожим на разбуженного днем филина. В слабом, колеблющемся свете Кориной лампы он не сразу разглядел валяющееся на пороге "происшествие". А когда разглядел, встревожился.
- Это же леркер Ольстейнский! Чего он тут? Ранен? Давай-ка его в дом!
- Да нет... он... это...
Похоже, пьяное косноязычие Джерарда оказалось заразным, и что-то сообразить в ответ Кора никак не могла. Но пониала, что старик прав - раненый ли, пьяный ли - не оставлять же его тут на пороге.
Поставила лампу на пол, в стороне от двери, и дальше началось то, на что без смеха и слез смотреть было невозможно. А именно - как миниатюрная женщина и дряхлый старик затаскивали в дом пусть и не самого крупного, но все же далеко не тщедушного мужика.
Уложили поначалу прямо на пол в горнице. Пока Кора зажигала две другие лампы, старый лекарь бесцеремонно общупал да осмотрел бесчувственное тело, резюмировал.
- Всего лишь пьян. Давай-ка девочка, отмыть его надо. Не класть же его на койку в таком виде.
Вот и пришлось Коре вместо сна - растопить печь, натаскать воды, нагреть ее, а потом наполнить здоровенную деревяную лохань, пока Жиль раздевал неожиданно свалившегося на голову гостя. Заодно и ощупал да и осмотрел по-правильному, даже зубы проверил, мало что в задний проход не заглянул. Тот, к слову, спал сном младенца, и Кора прокляла все на свете, когда кряхтя и бранясь сумела кое-как приподнять Джерарда за подмышки пока Жиль поднимал его под колени. Так и бухнули беднягу задом в теплую воду, расплескав ее по полу. Которую, потом, к слову, кому придется потом оттирать? То-то.
Мыть бесчувственное тело - занятие неблагодарное и тяжелое. Благо хоть Жиль не ушел спать, а остался помогать. Поливал из ковшика, помогал поддерживать заваливавшегося Джерарда то так то этак. А тот знай себе спал да похрапывал. К концу процедуры у Коры так ломило спину и руки, что язык чесался дождаться, пока этот горе-вояка протрезвеет и выложить ему все, что думает о его винных подвигах.
Ведь его же пришлось из мыльной воды еще вытаскивать. На застланую простынкой скамейку перекладывать, аки, прости Санат, покойника. Воду слить, разлитую вытереть. Свеже-чистую залить да его начисто отмыть. Потом снова вытащить. И снова на простынку - уже другую. Отереть начисто. На койку уложить, которую Жиль для пациентов которых переносить нельзя было, у себя за печкой держал. Одежду его, на которой полужидкая уличная грязюка уже засыхать начала - утащить к реке и выстирать. Заодно и свою рубаху, в грязной воде изгваздавшуюся. И самой как-то отмыться - да хоть там же в реке,стуча зубами от холода. Благо хоть, в отличие от самого Джерарда - не позабыла взять с собой чистую холстину да платье, чтобы переодеться и возвращаться обратно уже в приличном виде. Правильная предосторожность - ведь еще до рассвета первые рыбаки стали выбираться из домов да отправляться к своим лодкам.
Пока достирала, да со всем управилась - уже и рассвело.
Кора, едва волоча ноги вернулась домой, развесила Джерардову одежку на веревке меж двух сосенок. В дом не вошла а вплелась. Да ложиться-то уже поздно. Благо хоть старый лекарь сам сварганил завтрак - пару мисок молока с размоченным в нем хлебом, да горячее пойло из красных цветов. Кислое настолько, что скулы сводило, несмотря на добавленый мед, но бодрости придающее, как ничто иное.
Потом надо было бы отправляться по утречку за свежими яйцами в деревню, вот Кора нехотя и поплелась. Хотя хотелось таки дождаться, когда Джерард проснется, да и спешки не было никакой, но старый лекарь заупрямился. Так настойчиво отсылал ее из дому, что аж хмурился. Делать нечего, взяла корзинку да поплелась, а старик, выждав, пока она отойдет подальше, решительно сжал губы, вооружился кружкой со своим пойлом, поставил его на табурет у койки и принялся уже нешуточно трясти уже начинавшего было ворочаться Джерарда.
- Просыпайся. Ну-ка-давай-давай. Глаза открой. Открой говорю! Живо! Воооот, молодец, теперь хлебни. Но-но морду не ворочай, пей! Еще. Да аккуратнее ты!

*совместно

Было хорошо. Джерард не знал, где он, почему снова все вокруг качается и шатается, почему так мутит, почему трещит голова - но ему все равно было хорошо. Хотелось то ли запеть, то ли обхватить за шею смутно знакомого старичка и обнять его, как родного. Простая и понятная истина открылась Джерарду, и теперь он был совершенно по-детски счастлив, даже несмотря на то, что эту истину бывший леркер после своих обильных возлияний накануне никак не мог вспомнить.
Он с блаженной улыбкой смотрел на старичка, пытался отвернуться от кружки, которую тот зачем-то подсовывал настойчиво, и думал о том, как ему хорошо. Но дед был упрям, и выпить-таки пришлось.
Пойло было не то чтобы противным, но удовольствия не доставило. А впрочем, почему и не выпить, раз старик просит? Джер сейчас любил весь мир в целом, и этого старика с его кружкой - в частности. И он допил, фыркая, как аспарский бегемот, а когда допил, понял, что прекрасный мир до конца не прекрасен, пока рядом нет Коры.
- А где Кора? - тут же спросил он у деда. - Спит, что ли?


- Как бы не так! - старик хмурился, явно не шутя - Спит, как же! Приперся посередь ночи, пьяный в задницу, ни ей ни мне до утра глаз не сомкнуть не пришлось. А тут, тебе, между прочим, не солдатская харчевня и не бордель, вояка. Отвечай давай, что за нелегкая тебя принесла в таком виде да в такое время.

- Дед, ты чего? - Джер недоумевающе воззрился на старика. Как можно сердиться на того, кто любит весь мир и счастлив? Бывший леркер наморщил лоб и добросовестно попообовал понять возмущение собеседника, но у него не получалось. Ну подумаешь, разбудил, так не со зла же, а чтобы поделиться той ценной истиной, которая ему самому открылась после третьей... пятой... неважно, в общем, после какой там по счету кружки. Надо и деду рассказать, и он поймет, и не будет сердиться...
- Не могу я без Коры, - просто ответил Джерард. - Попробовал вот вчера от нее уехать - такая тоска взяла, что хоть иди топись. Вот я и пришел ей об этом сказать и забрать с собой. А если не спит, то тогда где она? Позови ее, будь другом

.Несколько мгновений старый лекарь смотрел на молодого человека внимательно, а потом сунул ему кружку
- Допивай.
В тоне его уже не было прежнего возмущения, и смотрел он, скорее, изучающе. Подождал, пока кружка опустела, отобрал ее, да и сел на табурет, хрустнув суставами.
- Вот что, сынок, ты это… ты конечно аристократ, богач, да все такое. Знаю я вашего брата - взять девчонку, повертеть, а как прискучит бросить. Она-то девочка вольная, я ей не указ, но с тобой по-мужски поговорить я еще могу. Потому и отослал, чтоб с тобой побалакать. Вот и говорю - ты это брось. Тут многие думали что коль она тут безо всех, так подъезжай хоть на кривой козе, без разбора примет. Так не примет. А будешь внаглую лезть - без хозяйства останешься. Бывал уже один такой, сейчас небось евнухом поет у какого-нибудь аспарца в гареме. Она-то на вид безобидная, а случись что, и отделать может. Чтобы знал, и не говорил, что не предупреждали.
Старый лекарь засопел, явно пытаясь придать себе более грозный вид. Впрочем, вид у него и так был вполне грозным, даже седые щетинистые кисточки, торчавшие из ушей выглядели сейчас воинственно. Несколько секунд разглядывал Джерарда, и спросил уже примирительно.
- Голова-то как? Сильно болит?

Джерард, слушая старика, постепенно становился все серьезнее и серьезнее. Но не потому, что его напугали трогательные угрозы. Жизнь Коры, слегка приоткрывшаяся ему этой ночью приобретала все более и более ясные очертания, и были они очень далеки от того радостного состояния, в котором Джер пребывал сразу после пробуждения.
- Я не подъезжаю, - негромко, но твердо, проговорил бывший леркер. - Я без нее не могу. И ей не придется больше никого отделывать, я сам кого хочешь так отделаю...
Тут Джер оглянулся в поисках Бревиара, увидел его прислоненным к лавке, и успокоился.
- Я ее звал вчера в Хайстрен, она отказалась, - неожиданно признался Джер. - Три раза предлагал. Сюда вот привез, думал, выпью на дорожку и уеду. А не получилось. Зато я понял, что она мне очень нужна. Впервые у меня такое.
Он посмотрел на старика, вспомнив, наконец, его имя - Жиль.
- А голова болит, куда ж она денется. Но пусть лучше голова, чем вот тут, - Джер ткнул себя кулаком в грудь. - Когда подумал, что поеду отсюда один, тут как бы дыра сделалась. И я решил - вернусь за ней. Надо будет, год буду тут торчать.
Джерард неожиданно весело улыбнулся.
- Вытерпишь меня целый год, а, отец?

Старый лекарь на этот раз смотрел на него долго. Очень долго. Глаза старика видели многое, и людей он знал. И слушая сейчас молодого человека, он, к удивлению своему, ему… поверил. То, что тот говорил, вступало в непостижимое противоречие со всем, что до сих пор Жиль знал о людях и о жизни, но при этом же, совершенно непонятным способом, оставалось искренним. Наконец, он с кряхтением поднялся с табурета, и потер поясницу.
- Я-то вытерплю. А вот ты вытерпишь ли - вопро-ос. Характер у меня не сахар, а уж у нее так тем более. Ну да ладно, коли решил всерьез, так и разбирайтесь сами, чай не дети малые. Вижу, зла ты девочке не желаешь, а остальное - не моя печаль.
Ты вставай давай, ишь, развалялся. У нас, чай, не господские покои, разлеживаться негде. А коли после пойла моего голова еще болит - сходи да полечись, там за выходом в колоде вода в самый раз еще не прогрелась, умоешься легче станет. А там и Кора вернется, вот пущай она тебя завтраком и кормит, а мне по делам пора.
И, притворно бурча себе под нос старик, подволакивая ноги поплелся за перегородку, где принялся греметь, переставляя что-то на столе.


Джерарду неожиданно понравилось, что Жиль на него ворчит и им командует. Этим старик как бы признавал в Джере своего. Наверное, он так же и на Кору ворчит, если она чем-нибудь ему не угодит. Джер улыбнулся и оглядел каморку. Крошечное пространство за печкой, отделенное от комнаты перегородкой - много времени осмотр не занял. В углу на гвозде висели какие-то тряпки. С потолка кое-где свисали связки сухих трав. Почти рядом с жесткой койкой белела в полумраке стена печки, протяни руку - и можешь до нее дотронуться. От печки веяло приятным теплом. Тряпки в углу на одежду Джера были мало похожи, поэтому бывший леркер завернулся в одеяло и пошлепал в таком виде следом за Жилем. Не беспокоя понапрасну старика, Джер выбрался на улицу. Бодрящий рассветный ветер тут же с любопытством игривого щенка принялся трепать края одеяла. Джерард крякнул и вдруг сбросил его совсем, свалил на скамейку, притулившуюся к стене, а сам подскочил к бочке с дождевой водой и принялся плескаться в ней, как будто был не взрослым мужиком, а мелким пацаненком. От свежести и холода голова перестала болеть очень быстро. Появилось даже полузабытое ощущение абсолютной чистоты, какое бывало только после Хайстренских купален.
Внезапно женский полувскрик-полувзвизг заставил Джера оглянуться.
-Ах ты, козел волосатый, ты что это творишь?! - возмущалась женщина, разглядывая Джерарда из-за невысокого забора. - На дворе белый день, а он тут заголился! Сейчас как спущу на тебя собаку, будешь знать!
Джерард хотел было ей ответить, что не имел злого намерения смущать местных жителей видом своего неодетого тела, но вдруг понял, что не так уж невысок был забор, и что женщина, дабы разглядеть, что делается у соседей, явно взобралась на что-то вроде бревна или перевернутого ведра. И Джер не выдержал.
Его громкий и безудержный гогот огласил окрестности, заглушая петушиные перезвоны и собачий дружный лай. Джер развеселился еще сильнее, когда увидел, какое впечатление произвел его смех на любопытную соседку. Ее красное и злое лицо, выкрикивавшее перекошенным от бессильной ярости ртом проклятия вперемешку с ругательствами, вызывало у Джера все новые и новые приступы смеха. Он едва нашел в себе силы подобрать с лавки одеяло, кое-как завернуться в него и вползти в дом.
-Там баба какая-то, больная, наверное, - поделился он с Жилем. - Орет чего-то.
Джер уселся на лавку и посмотрел на Жиля заговорщицки.
-Ну подумаешь, умывался, никого не трогал, а она сразу орать. Ей из-за забора видно было плохо, наверное, потому и возмущалась. Кто это? Соседка ваша?

*совместно

- Лисса-то? - старый лекарь, тщательно оборачивавший узловатую супню в длинный кусок полотна, прежде чем сунуть его в растоптанный сапог, хмыкнул, не поднимая головы - Да слышал. Ну а что, парень ты видный, а от нее мужик сбежал год назад, и обратно носа не кажет. Ты это. Одежку твою Кора под утро выстирала, но покамест не подсохло. Поройся там у меня в сундуке, надень хоть чего, не сидеть же без порток до вечера.
На порог открытой двери упала тень, и в дверном проеме показалась Кора. Одним взглядом окинула комнату, и аж блеснула глазами удовлетворенно, хоть вместо улыбки и успела состроить утрированно-недовольную мордочку. Поставила корзинку с яйцами и круг еще теплого хлеба на стол, оглядела Джерарда с головы до ног, и уже открыла было рот, как старик, управившийся с сапогами, поднялся, взял клюку и короб с чем-то брякнувшим внутри.
- Пошел я. К полудню вернусь, а вы тут не сильно балуйте, поняли?
Кора изумленно хлопнула глазами, и воззрилась на старика так, будто у того внезапно вырос хвост. А тот невозмутимо снял с крюка широкую накидку, да и вышел, на ходу закидывая ее за плечо. Молодая женщина сглотнула, изумленно проводила взглядом его тень и повернулась к Джерарду.
Настолько сбитой с толку она себя ощущала редко. По всем ее представлениям, Жиль, не терпевший пьянчуг, должен был сейчас как минимум молнии метать, и уж Джерарда бы тут уже не было. А тут нате вам “сильно не балуйте”. То есть “несильно” это, в смысле, можно? Ой-ой-ой.
- Чем это таким вы его околдовали, а, ваша светлость? - поняв, что ничего не понимает, Кора снова поглядела на Джерарда - Он же пьяных не переносит, ругался ночью - аж пол дымился. Думала как вернусь - уж и духу вашего тут не застану, а он… Это как?

- А это так, - Джерард даже не подумал скрывать довольную улыбку при виде Коры. - Сейчас-то я не пьяный. Хороший мужик этот Жиль, мы с ним малость поговорили о том, о сем...
Джерард умолк, залюбовавшись Корой. Она была удивительно хороша почему-то именно сейчас, когда лицо ее раскраснелось от быстрой ходьбы, волосы растрепались, а в глазах отчетливо читалось выражение неподдельного удивления. Джерард вспомнил вчерашний поцелуй и понял, что очень хочет его повторить.
Но больше он не будет вести себя как дурак. Накинешься с нежностями - все испортишь. А ведь Кору надо как-то уговорить поехать с ним. Так что Джерард удержал свой порыв броситься к девушке и, подтянув одеяло, обратился к Коре:
- Может, поможешь мне отыскать подходящие штаны? Без них меня твоя соседка заживо испепелит взглядом. Она уже пыталась, кстати.


- Ха. - Кора подбоченилась одной рукой, и вскинула бровь, вновь оглядывая Джерарда с головы до ног, на этот раз нарочито-оценивающим взглядом - И когда это она успела на вас, ваша светлость, науськаться, а? Или вы в таком виде к ней в гости захаживали? Впрочем, у людей не то что на затылке, на крышах да заборах и то глаза имеются. А штанов у нас в доме не водится, разве только дядюшкины. Во-он в той комнатке. Отыскать немудрено. - вдруг ее глаза весело блеснули, и на живом, подвижном лице отразилось совершенно уже неподражаемое ехидство - Или благородный лорд не умеет сам штанов надеть, и ему помощь требуется?

Джерарду захотелось сграбастать Кору в объятия, сжать крепко и зацеловать до полусмерти, и в то же время рука так и чесалась отшлепать хорошенько маленькую язвительную заразу - не больно, но в воспитательных целях. Или ответить как-то так же язвительно. Впрочем, ответить в Корином стиле у Джерарда бы не вышло, так что даже пытаться не стоило. Тогда Джерард нагло усмехнулся и вытянулся, как сумел, на лавке, изображая, видимо, того самого благородного лорда, который не умеет надевать штаны.
- Вообще-то, я хотел, чтоб ты мне помогла их найти. Но раз ты так настаиваешь, я не стану тебе отказывать в этом удовольствии. Так что можешь начинать...
И Джер взялся за край одеяла, сделав вид, будто пытается его размотать…

Кора не меняя позы нарочито выжидательно вскинула бровь, и не собираясь его останавливать. Было весело, да и любопытно. Вот те раз, скажи кому, что благородный лорд, сам герцог Ланский собирается раздеться тут, у нее в общей комнатке с открытой дверью на улицу! Засмеют? Или позавидуют? Да и то и другое, причем одновременно.
- И чего это вы мне такого показать намереваетесь, чего я до этого не видела? - не удержалась таки она от комментария, когда Джерард, взявшись за одеяло так и остановил движение. - Мало того, что мне уже не раз доводилось наблюдать за вашим омовением, так вчера вас собственноручно отмывала, думаете найдется чего-то чего не успела рассмотреть? Ай-яй-яй, ваша светлость, плохого вы мнения о моей наблюдательности. Зато урчание вашего желудка, голодного, я уже отсюда слышу. Так что не заговаривайте-ка мне зубы, а. Отправляйтесь одеваться, а я вам пока завтрак какой-нибудь соображу, раз уж свалились мне на голову.

- Не могла хоть для приличия повизжать, что ли? - проворчал Джер, скрывая внезапное смущение. Не очень-то приятно осознавать, что тебя мыли, пока ты пребывал в пьяном забытьи. Причем не кто-нибудь мыл, а Кора. Пожалуй, стоит всерьез задуматься о пользе воздержания.
- Поучилась бы у соседки, вот та визжит так, что любо-дорого послушать... - Джерард продолжая ворчать, прошествовал в одеяле, точно король в горностаевой мантии, в каморку, зацепил плечом за связку серо-зеленой травы, та с шуршанием ухнула вниз. Он повернулся, чтобы подхватить траву, но задел глиняную кружку, тихо стоявшую на сундуке у койки, и та упала, с громким треском расколовшись на несколько черепков.
- Да чтоб тебя... - ругнулся Джер и полез в сундук. Оттуда ему удалось выудить какие-то штаны, но, надев их, Джер увидел, что они оказались слегка коротковаты. Решив не привередничать, он отыскал и рубаху, а потом размотал шнурок, которым была перевязана связка травы, и завязал свои волосы в подобие Мунгурова хвоста.
- Вот как должен выглядеть бывший леркер... - невесело пошутил Джер, появляясь перед хлопотавшей у печки Корой. - Как я тебе, нравлюсь?