12.05.1248. Острые желания. 

Дата, время: весна 1248 года.
Место действия: графство Редмонд, замок Ринвейл и его окрестности.
Участники: Теодор Гриффин (24 года), Анджей Дарелл (20 лет).
Предыстория/суть темы: Веселье любит компанию, а компания - веселье. Как далеко могут завести новые нетрезвые знакомства? История об острых перцах и не менее острых желаниях.

Новоиспеченный герцог Анджей из дома Дарелл не снимал с себя герцогской цепи, только-только доставшейся от внезапно почившего отца. Регалия, означающая передачу прав наследования, титула и власти, покидала шею молодого герцога разве что перед его сном и то только тогда, когда он был в состоянии вспомнить о ней и снять.Тяжелая, массивная, неудобная. Драгоценный металл в прямом смысле слова тянул Анджея к земле, отлитая из золота шестипалая рука на цепи как камень на шее отягощала его существование, но он носил ее так, будто в этой руке билось его сердце и он непременно погибнет, сняв ее раньше необходимого.
Явно с чужого плеча, эта цепь была для Анджея не только символом его титула, она была доказательством его освобождения, символом того, что он наконец стал нужен этому миру. Выросший в тирании и нелюбви собственного отца, серьезно думавшего лишить наследства своего первенца, теперь Ан хотел показать и доказать всему миру, что получил заслуженное по крови и по рождению; теперь он нужен Кэйранду, теперь он не просто запертый в замке мальчишка, попавший под опал недовольного им отца. Теперь Анджей Дарелл - герцог. Теперь он второй после короля человек. Теперь он властелин Беллонии, он нужен королевству и возложил свою жизнь на герцогский алтарь. А то, что слишком массивная золотая цепь натирает шею - дело десятое.
Потом будет другая цепь, отлитая лучшими ювелирами королевства по новым меркам. Будет другой беллонийский трон в Ардоре, другая страница жизни Анджея и его земли.  Но все это будет потом, а сейчас... 
Сейчас герцогские знамена над замком были приспущены. Ардвилл застыл в запрете ярмарок и празднеств. И даже черное поле на гербах дома Дарелл и их одежды казались чернее обычного. Траур по погибшему Дерфелу Дареллу казался не просто прощанием с герцогом. Он был как заразная болезнь, чума, всепоглощающим и смертельным. Анджей не мог терпеть это. У него создавалось впечатление траура по нему самому, словно замок не был рад новому герцогу.
 
И Анджей сбежал. Да, как сбегают избалованные дети из песочницы, где им что-то не по нраву. Где им запрещают жрать песок, а Анджей хотел его жрать! В апогей своего нарциссизма ему как воздух необходимы были празднества и реки эля и вина. Ардвилл, Веридан, Альтар, Оргест, Редмонд... Всюду графы пышно принимали герцога, расшаркиваясь, устраивая пиры. Всего несколько слов о соболезнованиях по потере отца, и Анджей уводил тему разговора в сторону. Нигде долго не задерживался, сменяя графские дома домами удовольствий, и вновь отправляясь в путь. Просыхал разве что в дороге. Всего пять недель прошло после того, как Анджей покинул герцогский замок, а он уже сбился со счета проведенных в путешествии дней. Ему казалось, что пролетают года, а сам никак не мог насытиться наконец доступным весельем и свободой. Не мог напиться вина, не мог утолить похоть десятками доступных девиц. Ему было мало. Всего мало. Он не мог надышаться свободой. Временами задумывался - а что же он ищет всюду? Чего ему не хватает сейчас, почему он мается и не может остыть? Задумывался и не находил ответа на этот вопрос, вновь ударяясь в поиски того, не знамо чего.

А тем временем Кэйранд разделял веселое настроение молодого герцога. Год прошел с момента вассальной присяги Ланса, пирами и почестями встречали вернувшихся с юга победителей, скрепивших материк в единое королевство. Анджей не был на этой войне, но, как известно, пирующие тянутся друг к другу, не глядя на причины радости. Таким был и Ринвейл, графский замок Редмонд, куда прибыл сперва гонец с гербом Дарелл, принося известие о визите путешествующего по стране новоиспеченного герцога. А спустя дюжину дней и сам герцог со своей пополняющейся в дороге процессией. И радость Ринвейла о возвращении домой ан-графа Гриффина плавно сменилась приготовлениями к визиту еще одной персоны голубой крови.
Это настроение и события словно говорили о новой главе жизни Кэйранда, светлой, радостной и счастливой. Непременно полной пиров, новых знакомств и полезных связей.

Кстати о связях.
Не сватали за герцога графских дочерей только ленивые. И к каждой Анджей присматривался так, будто всерьез думает о помолвке именно с ней, на самом деле не имея ровно никакого желания жениться в ближайшие лет "дцать". Зато его веселило и тешило нарциссизм то, как смущаются они от его внимания, как польщены они его комплиментами, а он сам сразу становится дражайшим гостем всех времен.
А потом, когда становилось "слишком поздно" и дамы уходили в свои покои отдыхать, начиналось самое веселое.
Можно было позволить себе больше выпить, пошло пошутить и непременно под видом зажиточных баронов пойти в таверны шляться и искать приключений.
- Мы меняли лошадей в Оргесте, - рассказывал за столом очередную байку герцог Дарелл, жестом показывая чашнику подлить еще вина в герцогский бокал. - И тамошний разводчик после пары кувшинов ланского крепленого поведал нам ухищрение базарных торгашей, перепродающих лошадей, кстати... - указал рукой с бокалом в сторону графского сына Теодора Гриффина. - Напомни мне потом показать тебе Оникса, это лучший конь, что я когда-либо видел!
Вино всех быстро сближало, им пахло в воздухе уютной гостиной, прогретой огнем в камине. Шестеро мужчин, и кто среди них герцог, граф, а кто юный паж, кто бесфамильный служивый - какая к фахану разница! Все быстро переходили "на ты".
- Так вот, - продолжал, пригубив вина, - продавцы лошадей покупают острого перца, нарезают и засовывают зад лошадям, чтобы те были активнее, бодрее, перебирали копытами и казались моложе и активнее. Цену набивают. Да серьезно! Нет, ну я не проверял, но разводчик ручался, что рыночные торгаши не чураются таких способов.
Смеялись хором, громогласно, бурно наперебой обсуждая.
- Интересно, себе они тоже... Засовывают? Ну, для активности!
- Может, взять этот способ на вооружение легатам? Выдавать перед боем каждому солдату вместо вина для смелости кусок острого перца.
- Чтобы быстрее бежать грудью на копья?
- Или с поля боя, тушить горящую задницу в ближайшей луже!
Анджей хохотнул так, что едва не поперхнулся вином, похлопал себя по груди, сглотнул и отсмеялся.
- А может ввести такую меру наказания, а? - загорелся идеей действующий герцог.
- Для кого? Воров лошадей? Нечестных торговцев?
- Неверных жен! - предложил кто-то.
- Дюжина, это жестоко! - возмутился Анджей.
- Зато справедливо! - спорили с ним и снова смеялись. - Острые проступки требуют острых наказаний!

Весть о том, что в Ринвейл едет молодой герцог Беллонии, гонец привез в тот самый момент, когда уставший, перемазанный с ног до головы в жирной весенней грязи, но крайне довольный собой Теодор с видом триумфатора въезжал в ворота замка. Соколиная охота удалась на славу: притороченные к седлам мешки были до отказа набиты куропатками. Собственноручно обученный ан-графом черный ястреб Грифон показал себя во всей красе. Он кидался на поднятых собаками куропаток с такой яростью, словно они были его давними кровными врагами.
Спешившись, Теодор потрепал по холке каурого Эльфа, велел конюхам хорошенько о нем позаботиться, схватил пару мешков с добычей и направился в замок, желая лично показать свои трофеи Эбергеру.
Дело было уже под вечер, поэтому в пиршественном зале уже собрались все обитатели замка. Теодор развеселился, хоть настроение было у него и так хорошим, когда увидел удивленный взгляд матери и шокированный - сестры. Ах, он посмел явиться на пир прямо с охоты! Зато Эбергер смотрел на сына с гордостью, а большего Теодору и не нужно было.
- Гляди, сестра, какие славные куропатки! - Тео сунул один бурый от крови мешок почти в лицо Корнелии. Та забавно наморщила носик и отшатнулась. Теодор хохотнул и швырнул оба мешка в центр зала.
- Вели кухаркам приготовить мне из них пирог, матушка! - заявил он и принял поднесенный Альбиной кубок вина.
- Поздравляю с удачной охотой, сын! - вполголоса произнес Эбергер, но Теодор услышал, довольно улыбнулся, кивнул и залпом осушил свой кубок.
И тут как раз заявился гонец со своим известием. Мать и сестра тотчас же принялись обсуждать, как им нужно встретить высокого гостя, после чего их словно ветром сдуло из-за стола.
В этот вечер пировал Теодор недолго. Усталость дала о себе знать, и наследник Гриффина, охмелевший и по-прежнему счастливый, прошествовал в свои покои, где завалился спать, в чем был, не утруждая себя такими мелочами как раздевание и умывание.
Утро выдалось хлопотным для всех, кроме Теодора. Молодой Беллонийский герцог поневоле вызывал у Гриффина зависть. Такой юный - а уже герцог. Хозяин земель, раз в пять превышающих Редмонд по площади. Ну как тут было не завидовать? К тому же, замок стоял на ушах, все, от Альбины до последней поломойки, старались навести в Ринвейле чистоту и красоту, что невероятно злило Тео. К чему все эти приготовления? Достаточно будет просто устроить пир попышнее и приготовить покои для герцога и его свиты. Поэтому Теодор ходил по замку мрачный и огрызался со всеми, кого встречал на своем пути.
Но, увидев Анджея Дарелла, Теодор несколько смягчился. Беллониец оказался весьма обаятельным, в нем было что-то, располагающее к себе, а уж когда закончили с официальной частью и принялись пировать, и вовсе понравился Гриффину.
Если бы не один момент, заставивший Теодора злобно сверкнуть глазами и отставить в сторону кубок. Шутка кого-то из герцогской свиты о перце в задницах кэрских солдат ему крайне не понравилась.
- Что-то я не заметил в Лансе тех, кого нужно было гнать на поле перцем, - проговорил Тео громко, отчетливо и медленно, нарушая непринужденное застольное веселье. - А если кто-то мне не верит, я готов прямо сейчас доказать это своим мечом!

P.S. С Корнелией ее реакцию я не согласовал, не получилось. Если что-то не так, готов переписать.

Анджею уже доводилось встречать солдат, держащих путь или уже вернувшихся из Ланса. Буквально повсюду, по трактирам и постоялым дворам, в каждом графском замке, в том числе в Беллонии. На этой войне был отец Анджея, прошедший путь до победы Кэйранда, вернувшийся в родной замок с щитом и мечом на перевес; затем вскоре нелепо погибший в охотничьей яме на медведя... А сам Ан на войне не был и оставался очень далеким от нее. Временами такие люди, как Теодор Гриффин, казались ему пришельцами из другого мира, совершенно иной плоскости вселенной, которая по какой-то ошибке вдруг пересекалась с миром Анджея.
Его нарциссизму льстил статус выше, чем у окружающих - Анджей знал, что ему завидуют. Но и его самого не обошли поводы для зависти.
Например, он не мог вот так вот пригрозить мечом, затыкая окружающих одной интонацией.
А Теодор мог. И мигом притихшие вокруг присутствующие синхронно перевели на него взгляд. Не напившиеся до той стадии, когда хочется почесать о чужую рожу кулаки, подобный вызов не мог быть воспринят шутливо. Но не растерявший своей шутливости Анджей выгнул бровь и посмотрел на мужчин по левую сторону от себя, выдержал короткую паузу.
- Ну? Кто-то возьмется доказывать милорду обратное? - адресовал вопрос то ли всем, то ли тому, кто свел шутку к солдатам; перевел взгляд на людей справа. - Что? Никто? Какое огорчение! - театрально вздохнул, играя высшую степень разочарования. - Я бы с удовольствием посмотрел на Теодора в бою, да еще в гневе!
Прищурился, возводя взгляд к потолку, словно предаваясь любованию собственными фантазиями.
Люди зачастую даже не представляют, как красивы становятся в порывах эмоций, будь это гнев, радость, влюбленность, смущение... Тут можно перечислять бесконечно, Анджей любил и ценил пылкое проявление любых эмоций, но говорить об этом вслух не стал - уж слишком мало людей разделяли подобные взгляды, большинство скорее покрутили бы пальцем у виска.
- О, самое время, - принял от чашника поднесенную начиненную табаком и раскуренную трубку в свободную от кубка руку. - А вот я не могу гордиться военными победами. И тем, что я был при Битве у Кораблей... - с толикой грусти в голосе признался зачем-то.
Даже своей интонацией он выдавал зависть. Признавать себя неидеальным Анджей, конечно, не любил, но где-то в глубине своего избалованного сердца прятал признания этого перед самим собой.
- Хотите честно? Я завидую вам, всем вам, - указывал он трубкой в сторону обитателей Ринвейла. - В отличие от вас, я на данный момент могу похвастать лишь... Победами в постели, да и только, - затянулся крепким табачным дымом, заполнившим легкими, выдохнул через нос.

Легкость и непринужденность, с которой герцог Беллонии разделался с назревающим конфликтом, можно было смело назвать верхом дипломатического искусства. Теодор даже не уловил того момента, когда напряжение, воцарившееся было за столом, отступило, все расслабились и потянулись за кубками, а беседа, миновав опасный поворот, потекла по совершенно иному руслу. Продолжать хмуриться и грозить мечом, учитывая новую тему разговора, было уже не просто невозможно, а даже смешно. И Теодор, помедлив, тоже взял свой кубок. Слова Анджея о том, что он завидует тем, кто воевал и был в битве у кораблей, пролились приятным бальзамом на душу Теодора и окончательно примирили его и с самим герцогом, и с его людьми.
Пока со всех сторон неслись шутки на постельные темы и раздавались взрывы смеха, Тео продолжал пить, потихоньку светлея лицом. Гриффин считал, что знает о женщинах и о том, для чего они предназначены, и о том, как ими пользоваться, абсолютно все. И победами в постели тоже мог похвастаться, хотя выбрал бы для этого процесса иное название.
Победа - это когда сражаешься в бою и побеждаешь, потому что ты сильнее, да и оружие у тебя лучше, и доспехи, и конь. А завалить очередную бабу - это уже не победа, а...
Теодор долго подбирал подходящее название, чтоб можно было выразить свои размышления вслух, но у него ничего не вышло.
Тогда он снова выпил, одобрительно хохотнул вслед чьей-то очередной постельной шутке и спросил у Анджея:
- Может быть, расскажете о ваших победах, лорд Дарелл?
Теодор и сам мог бы рассказать лорду Дареллу о своих "подвигах", он и вопрос свой задал именно с этой целью. Помимо родного замка, в котором он мог воспользоваться любой симпатичной служанкой, Тео иногда навещал заведение, открытое в одной из близлежащих деревень весьма предприимчивой женщиной. С виду это был обычный трактир, но вот заказать там можно было, помимо еды, любую понравившуюся подавальщицу, а было их там в достаточном количестве, на любой вкус. За пяток желудей будут делать, что скажешь, а за звездочку еще и то, о чем умолчишь.
Теодор собирался похвастаться герцогу Дареллу своими многочисленными успехами и в этой сфере, и теперь ждал удобного момента, не забывая осушать услужливо наполняемый кубок.

- Какая опрометчивая просьба, милорд! - округлил глаза Анджей. - Вам грозит слушать мои россказни до самого утра, и даже тогда мне будет казаться недостаточным описание всех тех красавиц, что доводилось встречать в своей жизни и, смею заметить, не такой уж недавней моей свободе.
Преувеличивал ли Дарелл? Конечно он преувеличивал для красного словца и лишнего пафоса, напущенного на себя, как дым в воздух этой гостиной.
- А правда, что Беллония славится Аспарскими шлюхами? - спросил один из присутствующих.
- Как ты смеешь, Хельм, как грубо! - фыркнул новоиспеченный герцог так, будто была задета честь его земель. - Их зовут корриганами Зеленого моря...
Он затянул свой рассказ, потягивая дым из трубки. Выдыхал дым перед собой, любовался им, растворяющемся вокруг, рисовал кончиком трубки в воздухе невидимые узоры. И говорил так, будто рассказывал сказку или легенду, такую интересную, что во время слушанья дети раскрывают рты.
- Почти каждый беллониец может похвастать аспарским золотом в крови, во мне оно тоже есть - прабабушка моего деда была аспаркой и, как говорят истории, пожирательницей мужских сердец. Она пересекла Зеленое море под Зелеными парусами, ступила на земли Беллонии и они запели тысячами небесных голосов. Мужчины уверяли, что она, юная дочь крупного работорговца, была богиней. Женщины говорили - ведьмой. Правы были, вероятно, и те, и другие, потому что любой холостяк был готов сделать ее женой, так были прекрасны ее черные волосы, зеленые глаза и золотая кожа. Мужчины были готовы сражаться за ее руку и выстилать перед ней весь мир, чтобы завоевать сердце. Наивные, они не знали, что аспарками никогда не руководят чувства. Аспарки слишком умны, чтобы поддаваться глупым чарам любви. Ими руководит хитрость и выгода, жажда наживы и страсть к власти. А где больше золота и власти, как не у королевского трона! К слову, Дареллы тогда были королями, - на этих словах Анджей поднял взгляд и указал трубкой вверх. - Надо ли говорить, что вскорости она назвала себя женой наследного принца, а затем королевой Беллонии. Корабль ее отца, высадивший на южные земли целое войско аспарских солдат, ушел обратно в Зеленое море с таким количеством золота и жемчуга, которое только мог увезти... А аспарка осталась. Навеки в родословной дома Дарелл.
На мгновения воцарила тишина, Анджей затянулся и выпустил порцию дыма, а потом заговорил вдруг весело и живо, жестикулируя:
- Корабли по-прежнему курсируют от Беллонии в Аспарии и обратно, на наши южные земли ступают туфли таких же изящных прелестниц. Одна из них... Ох... - тут он схватился за сердце. - У нее тоже были зеленые глаза. Кажется, она украла у меня кусочек сердца. А я? Я украл ее невинность, - буднично сказал, пожав плечами. - Но не сделал герцогиней! Ха-ха. Н-да, может она и была красива, как богиня, но ведьмой точно не была, в этом она просчиталась, - посмеялся то ли над ней, то ли над собой.

Вначале Теодор слушал герцога Дарелла с интересом, но, когда Анджей стал описывать неземную красоту своей прапрабабки (или кем там ему приходилась расчетливая аспарка, любившая власть и деньги?), ан-граф нетерпеливо поморщился. Он совсем не то ожидал услышать от юного герцога.
Для Теодора обладание женщиной заключалось в одном нехитром действии. Восхищение ее красотой при этом в сие понятие не входило. Пространные описания, на которые так щедры барды, выдумывающие заковыристые определения для глаз, волос, губ, рук и прочих частей тела красавиц, оставляли Теодора совершенно равнодушным. Он, разумеется, знал, что женщины ужасно падки на такие славословия, но сам ни за что не выдавил бы из себя и четверти подобных речей.
При этом Теодор не любил брать женщин силой. У него все было проще - он сразу видел ту, которая готова согреть его ложе. Как правило, такие женщины попадались ан-графу довольно часто. То, что при этом они были не его сословия, Теодора мало волновало. Шлюхи, крестьянки, горожанки, пару раз даже десты попадались. Собственно, о десте как раз и собирался рассказать Теодор, но, слушая, как описывает аспарок герцог Беллонии, раздумал.
Бледная деста в своем скромном одеянии, которую он вдоволь повалял в стоге сена посреди поля под звездным небом, под мелодичное ржание коня, привязанного неподалеку, меркла перед великолепием золотокожей темноволосой аспарки. Противопоставить юному герцогу нужно было нечто более экзотическое, чем зеленоглазая обольстительница. Теодор сдвинул брови и потянулся за кубком. И тут его озарило.
- Лишать невинности - для меня мало удовольствия, - доверительно сообщил он, потягивая вино. - Девица жмется, боится, а то еще принимается плакать в самый неподходящий момент - ну ее. Я больше люблю иное...
Теодор сделал паузу, давая возможность затихнуть всем, кто еще не сделал этого, и продолжил:
- Есть неподалеку одно славное местечко. Там предлагают совершенно особенное удовольствие. Несколько опытных девиц - вот уж кто точно ведьмы - творят такое, что...
Теодор запнулся, не находя слов, и сделал неопределенный жест рукой, который должен был означать что-то очень замечательное.
- Так вот... - Теодор допил остатки вина из своего кубка. - Однажды я довел этих девиц до полнейшего изнеможения. Мы тогда поспорили с приятелем, поделили их всех поровну и разошлись по комнатам. Когда мои девицы попросили пощады, я заглянул к нему - и что вы думаете? Он бессовестно дрых!
Теодор ухмыльнулся и, покачивая пустым бокалом, поинтересовался у герцога:
- Не хотите ли и вы поспорить о чем-нибудь... этаком, милорд?